Я стоял один посреди огромной пустой комнаты, стены которой уносились всё выше и выше, пока не терялись в темноте. "Сэм Риверз убил её!" - кричал до боли знакомый голос, отражаясь от стен. Я закрыл руками уши, пытаясь заглушить беспощадно режущий слух голос, снова и снова повторявший одну и ту же фразу: "Это Сэм Риверз убил её! Ты убил её, убил!". Перед зажмуренными глазами мелькали призрачные образы: испуганная девочка и её плюшевый медведь в луже крови, окровавленный кухонный нож в моей руке и человек наверху лестницы, указывающий прямо на меня и повторяющий "убил"... Я хотел закричать, хотел умереть, только бы не слышать этот голос...
Я открыл глаза. Снова кошмары. Они снятся мне каждую ночь вот уже который год. После того злополучного дня... Я сел на кровати и протёр вспотевшее лицо руками, провёл пальцами по непослушным мокрым волосам, пытаясь - впрочем, безуспешно - хоть немного расчесать их. За окном было ещё темно, до рассвета оставалось несколько часов, но я чувствовал, что больше не смогу уснуть. Я встал и открыл окно, полной грудью вдыхая холодный ночной воздух, пропахший смогом и сыростью. Призрачный свет убывающей луны вырисовывал силуэты двух- и трёхэтажных домов, как один, серых и мрачных; фонари тускло освещали запыленные улицы Лондона, и в их неясном свете едва можно было различить очертания вывески у входа в мой дом, гласящей: "Приют для душевно травмированных сирот". Проще говоря, убежище для психов.
Приют стал домом для меня год назад, когда в психиатрической больнице врачи единогласно решили, что после двухлетнего лечения я способен себя контролировать и не представляю опасности ни для себя, ни для окружающих, но мне рекомендована дальнейшая реабилитация в условиях, приближенных к домашним, под присмотром доктора Ангуса Бамби. Но здесь, в центре города, где и днём и ночью шумно ездят машины и строится подземка, где горожане недружелюбны и подозрительны, где сама атмосфера Лондона давит на психику, условия не казались спокойными и домашними. К счастью, мне оставалось до совершеннолетия всего 2 года, после чего я смогу уйти отсюда.
Я, Сэм Риверз, разумеется, не был единственным подопечным этого приюта. У каждого ребёнка здесь есть своя история, свои воспоминания и кошмары, которыми никто друг с другом не делится. Свои секреты открывают только доктору Бамби во время сеансов психотерапии, и Ангус по крупицам выуживает воспоминания, а затем с помощью гипноза заставляет забыть их. Но я не хотел забывать о том, что было, наоборот, хотел вспомнить детали произошедшего, какими бы ужасными они ни были и какую бы боль не причинили. Всё, что у меня есть - это обрывки, образы, фразы, из которых никак не удаётся собрать целую картинку. Словно кто-то вскрыл мне мозг, отобрал и отрезал отдельные частички прошлого, оставив лишь разрозненные воспоминания.
Мне не нравился доктор Бамби, и я не доверял ему. Однажды, ещё на самом первом сеансе, я открыл Ангусу дверь в своё прошлое в надежде, что тот поможет восстановить его, но доктор грубо захлопнул эту дверь и закрыл на замок, убеждая меня забыть о том, чего не вернуть и быстро переводя разговор на другую тему. После этого я больше не говорил ни с кем о воспоминаниях, держа свои сомнения внутри себя. Я понимаю, что в одиночку не смогу узнать правду о том, что же всё-таки произошло в тот день, кого я убил - при этой страшной мысли я даже вздрогнул - и кто был тот человек на лестнице. Но помощи ждать было неоткуда.
Видимо, я всё же слегка задремал, облокотившись о подоконник, и от резкого крика поварихи Эммы "ЖРАТЬ ПОДАНО, МАЛЕНЬКИЕ СТЕРВЯТНИКИ!!!" очнулся и едва не вывалился из открытого окна, но успел зацепить ногой ножку стула. Стул упал на пол, ножка отвалилась, - и без того на честном слове держалась - зато я остался в комнате, цел и невредим, и поспешил закрыть окно от добра подальше. Грустно посмотрел на остатки стула и вздохнул: нового ждать не приходилось. Грозный крик поварихи снова ударил по ушам, и я поспешил вниз, в столовую, ведь кто не успел, тот опоздал, а опоздавшие остаются без завтрака. Съев свою порцию слизкой каши, я собирался вернуться к себе в комнату, но Эмма задержала меня и дала в руки тарелку с порцией.
- Отнеси Лидделл. - Сказала она. Я удивлённо посмотрел на неё, ведь никто до сих пор не был удостоен завтрака в постель, и повариха пояснила: - Она болеет и уже три дня как не ела. Если она помрёт от голода, всю вину повесят на меня, а я за решётку не хочу. Так что просто возьми и отнеси это ей.
Я пожал плечами и вышел из столовой с тарелкой в руках. Каша уже была холодной и затвердела, так что я не представляю, как Лидделл будет это есть. Но это не мои проблемы. Единственная моя проблема сейчас это то, что я забыл поинтересоваться, в какой комнате живёт эта голодающая. Я прошёл по узкому тёмному коридору, который, как и все комнаты в этом доме, был обклеен отваливающимися пожелтевшими от времени обоями с полустёртыми цветочками, и лично у меня уже давно чешутся руки сорвать их. Звук моих шагов гулко отражался от серого деревянного пола; с потолка за мной следили многочисленные пауки, украсившие своими тонкими сетями все углы и ниши. Рядом был выход на второй этаж, и под лестницей были свалены многочисленные сумки и сундуки с чьими-то вещами, но в них никто на моей памяти не заглядывал.
Коридор стал просторнее и светлее; все двери здесь были одинаковыми, - белое потрескавшееся дерево и железная ручка, - что затрудняло поиски комнаты Лидделл, но, впрочем, долго искать не пришлось: первый же мелкий указал мне на одну из дверей. Я, на всякий случай, постучал, и, не дождавшись ответа, вошёл. Я ожидал увидеть девчонку в постели, накрытую почти с головой одеялом, со слезящимися глазами и красным от простуды носом, но ожидания не были оправданы. Лидделл стояла у открытого окна, глядя на снующих туда-сюда рабочих недалеко ведущейся стройки, но как только я вошёл, посмотрела на меня. Она вовсе не выглядела больной: расчёсанные волосы цвета вороного крыла опускались до плеч, аккуратное тёмное платье с белым фартуком, выразительные зелёные глаза смотрели решительно и недоверчиво, а на дне их плескалась грусть и сжимающая сердце тоска. На вид ей было столько же лет, сколько и мне, но глаза эти принадлежали не обычному подростку, а девушке, которой пришлось пережить много боли. Она изогнула бровь в немом вопросе, и я решил объясниться:
- Меня послала Эмма. Вот каша. - Корявое вышло объяснение, но ей и его не было нужно.
- Я не хочу есть, занеси это обратно. - И она снова отвернулась к окну.
- Как знаешь, - пожал я плечами. - Но повариха не хочет загреметь за решётку, а если ты не будешь есть и помрёшь, то именно это ей и светит.
Лидделл как-то странно и немного раздражённо посмотрела на меня.
- Какое мне дело до поварихи?.. Впрочем, ладно, оставь тарелку здесь. И проваливай. - И она снова отвернулась к окну.
- Эй, чего так грубо?! - Возмутился я. - Я, вообще-то, тебя от голодной смерти спасаю.
Не дождавшись с её стороны хоть какой-то реакции, я развернулся к двери и собирался уже выйти, как вдруг она внезапно спросила:
- Тебя как зовут, "спаситель"? - Она очень выразительно выделила голосом кавычки, но я не стал обижаться и ответил:
- Сэм. Сэм Риверз.
Молчание.
- А ты не скажешь, как зовут тебя, Лидделл? - поинтересовался я.
- Алиса.
Она так и не обернулась, а продолжала смотреть в окно. Я решил, что больше ничего из неё не выужу, и ушёл. В задумчивости я поднялся в свою комнату. Алиса Лидделл. Конечно, я не первый раз вижу её, за год пересекались неоднократно, но я не обращал на неё особого внимания, а потому и именем её не интересовался. Вечно скрытная, мрачная, редко выходит из комнаты, только на завтрак, а теперь даже есть перестала. Странная какая-то. Хотя это и неудивительно, учитывая то, что, по слухам, ей пришлось пережить.
Пожар, унёсший всю её семью, когда она была маленькой, потом 10 лет в психушке, где её состояние резко менялось с буйного на апатичное, а теперь вот этот приют. Говорили даже, что это она бросила спичку и именно она виновата в смерти своей семьи. Бамби проводит с ней больше времени, чем с остальными детьми, потому что её воспоминания засели глубоко и забыть прошлое ей сложно. Иногда я слышал, что она так и не вылечилась в психушке, в периоды "буйности" там нападала на санитаров с ножом, а теперь по ночам убивает людей и прячет их тела в тёмном переулке. Я и впрямь пару раз видел, как она ночью выходила из приюта, и меня посещали разные мысли на её счёт, но я не мог себе представить, как она своими тонкими бледными руками душит свою жертву, или, словно мясник, орудует ножом, разбрызгивая в стороны кровь. Да и платье её всегда аккуратное и чистое, никаких пятен крови, что немного успокаивает доверчивых детей, в том числе и меня. Сложно было понять, кто она на самом деле, что из слухов ложь, а что правда...
Я, как смог, примотал отломанную ножку обратно к стулу с помощью толстой верёвки, но садиться на него не рискнул. И вот пришло время очередного сеанса с доктором Ангусом Бамби. Обычно он что-то говорит своим сладким, даже приторным, голосом, глядя на меня полными наигранной доброты и сочувствия тёплыми карими глазами, но я не слушаю и, лёжа в кресле, дремлю. Так же и в этот раз. Началось всё с тех же слов, что и всегда:
- Прошлое мертво, Сэм. Забудь его!
- Да забыл, забыл уже. - Ответил я, чтобы он отстал. На самом деле забывать я и не собирался, но я не хотел позволять ему копаться в моей голове.
- Оно причиняет тебе боль, отпусти его, как ненужную часть твоей жизни.
- Уже отпустил, - согласился я и улыбнулся доктору.
Бамби только недоверчиво вздохнул и покачал головой. Он мягко, но настойчиво продолжил меня убеждать, говорить о бесполезности прошлого и важности настоящего... Мне было на него абсолютно наплевать, и я закрыл глаза, сквозь дрёму кивая и мыча что-то неразборчивое в нужных местах. Наконец Ангус сдался и спросил, так, на всякий случай, не ожидая, что я отвечу, есть ли у меня к нему какие-либо вопросы.
- Да, - неожиданно для самого себя выпалил я. - Кто такая Алиса Лидделл?
Он явно не ожидал этого вопроса, растерялся и начал мямлить что-то неразборчивое, бегая глазами по комнате, но потом весь подобрался и грубо, без своей обычной сочувственной улыбки, ответил, что она одна из его пациентов, как и я, и что мне не нужно лезть не в своё дело, после чего просто вытолкнул меня за дверь. Я удивился такой реакции на моё любопытство, но не стал долго думать об этом и пошёл на улицу. Тяжёлые двери приюта днём всегда оставались открытыми, закрывались только на ночь, и постоянный городской шум мешал и раздражал меня. Рядом с приютом уже который год велось строительство подземки, и я сомневался, что в ближайшем обозримом будущем я смогу ею воспользоваться. Я прогулялся по рынку, незаметно украв несколько фруктов, которыми сейчас лакомился, заглянул в лавку мясника, побродил по переулкам. Внезапно мимо меня на невероятной скорости пронеслось нечто белое, и я инстинктивно вжался в стену, прячась в тени. "Кис-кис-кис, где ты?" - звал знакомый голос. Из-за угла выглянула Алиса Лидделл и побежала в сторону, куда унеслось белое пятно, так меня и не заметив. "Алиса?" - с удивлением подумал я и из любопытства пошёл за ней, стараясь как можно тише жевать яблоко.
Как оказалось, Алиса бежала за белым котом, и он завёл её - а с ней и меня - на тёмную улицу, окружённую мрачными стенами серых домов с маленькими зарешетчатыми окошками. Я прислонился спиной к стене и стал наблюдать за Лидделл, ищущей исчезнувшего кота. Внезапно девушка обернулась и посмотрела прямо на меня. Я хотел уже что-то сказать в своё оправдание, но понял, что, глядя в мою сторону, она меня не видит. Я даже обернулся, чтобы посмотреть, на что она уставилась, но за моей спиной была лишь стена дома. У Алисы в ужасе округлились глаза и она прикрыла рот рукой, попятилась от чего-то и споткнулась о трещину в асфальте, но смогла удержаться на ногах и не упасть. Она стала крутить головой то в одну сторону, то в другую, словно бы её окружала враждебно настроенная толпа. Глюки у неё, что ли? Я решил вмешаться в её галлюцинации, подошёл и положил руку ей на плечо. Она вздрогнула и обернулась, посмотрела на меня своими глубокими зелёными глазами, полными ужаса и отчаяния, пробормотала что-то нечленораздельное и упала в обморок. Я не успел её подхватить (так как у меня в руке было яблоко), и она упала на мокрый асфальт. "Наверное, её нужно отнести в приют, пусть подлечат" - решил я. Я попытался взять девушку на руки, но, к несчастью, я не был большим и сильным, так что в итоге моих попыток мы оба упали на асфальт. Дубль два - и я посадил Алису себе на спину, зацепив её руки у себя под шеей. Так я хотя бы мог донести её до приюта, что я и сделал.
Там девушку тут же уложили на её кровать, вкололи какое-то лекарство и оставили отдыхать. Я слонялся по коридору, то и дело поглядывая на дверь её комнаты, а потом любопытство взяло верх, и я зашёл. В последний раз, как я здесь был - то есть, сегодня утром - я не успел рассмотреть комнату. Теперь она предстала предо мною во всей своей обыденности и простоте. Обычная кровать, на которой сейчас почивало бесчувственное тело, шкаф, большое окно. Обстановка точно такая же, как в моей, да и во всех остальных комнатах, за исключением отсутствия здесь стула, хотя бы и с отломанной ножкой. На стене с содранными обоями (о, как часто я боролся с желанием содрать их со своих стен!) висела фотография семьи: мать, отец и две дочери, младшая сжимает в руках игрушечного кролика. Кого-то мне эта девочка напоминала и я, бросив взгляд на лицо Алисы, сразу понял - это она. Над кроватью висели странные рисунки, видимо, нарисованные в разном возрасте: здесь были и каракули, намалёванные детской рукой, и точно вырисованные контуры лиц. На рисунках были изображены шахматные фигуры и игральные карты с лицами, странный длинноносый человек в огромной шляпе-цилиндре, уродливый заяц и ещё много других существ, не поддающихся описанию. "До чего больная... то есть, большая фантазия" - подумал я. Внезапно Алиса пошевелилась. Она села на кровати, встала, поправила платье и расчесала рукой волосы, после чего быстро вышла из комнаты. Всё это она проделала с закрытыми глазами, словно ещё спала. Я ещё долю секунды стоял в ступоре, а потом побежал за ней.
- Эй, лунатик, проснись! - Кричал я, но Алиса меня не слышала. Мы уже были на необычно пустой улице. Странно, но это была не та улица, которую я привык видеть ежедневно из окна: здесь не было привычного шума стройки и призывных криков продавцов с рынка, дома были какими-то перекошенными, без окон, не было видно ни единой живой души. Слышны были только быстрые шаги Алисы и топот моих ног, не поспевающих, даже бегом, за ней. И только когда мы, проходя сквозь дворы и переулки, вышли к причалу, Лидделл наконец остановилась. Я догнал её и встал рядом, пытаясь отдышаться после такой пробежки. Я посмотрел на сосредоточенное лицо девушки, казалось, что где-то внутри она ведёт борьбу сама с собой. Вдруг Алиса открыла глаза и посмотрела прямо на меня, наши взгляды пересеклись и я почувствовал, как меня затягивает в глубину её зелёных глаз. Внезапно булыжники подо мной стали трескаться, и из трещин выбивался яркий свет. И тут земля под моими ногами разверзлась, и я полетел в бездну. Голубую...
(0)
