Биография Толстого Крестьянская реформа Европа

Еще в то время, когда Толстой работал над проектами переустройства армии, он понял, что реформы необходимы не только в армии, но и во всем государственном механизме. Общаясь в Севастополе с солдатами — крестьянами в шинелях, Толстой пришел к твердому убеждению о необходимости отмены крепостной зависимости.

Подавая прошение об отставке, он собирался сосредоточиться не только на литературной деятельности. «Мое отношение к крепостным начинает сильно тревожить меня», - писал он в дневнике. Желание воплотить давнюю мечту о переустройстве жизни крестьян захватило Толстого. В апреле 1856 года, задолго до официальной отмены крепостного права, он писал наброски проектов освобождения своих крестьян, заметки о фермерстве как способе свободного труда с наделением землей в личное владение, составлял «Предложение крепостным мужикам и дворовым сельца Ясной Поляны».

«Господь Бог вложил мне в душу мысль отпустить вас всех на волю» - такими словами начиналось «Предложение». Оно заключало в себе следующее условие: освобождение от барщины и всех других повинностей с тем, чтобы крестьяне ежегодно в течение 30 лет платили ему по 5 рублей с десятины находящейся в их пользовании земли. После этого срока земля переходила в полную собственность крестьян.

Толстой обратился в правительство с докладной запиской об освобождении яснополянских крестьян и получил уклончивый ответ. Реформы витали в воздухе, но правительство медленно и нерешительно приступало к практическим действиям.

Вернувшись в Ясную Поляну, Толстой созвал сельский сход и предложил крестьянам выйти на волю. Они тоже не дали определенного ответа. Складывалась странная ситуация: и «сверху», и «снизу» боялись свободы. Толстой оказался в затруднении. В «Дневнике помещика» он описал тупиковую ситуацию, когда крестьяне не верили барину, подозревая обман. После третьего схода крестьяне отказались от освобождения на условиях, предложенных Толстым. Они ожидали, что земля вот-вот перейдет в их собственность бесплатно, и считали, что барин просто пытается опутать их выгодными для себя выкупными обязательствами.

Недоверие крестьян сильно огорчило Толстого, но он продолжил свою работу над новым проектом земельного договора, стараясь изложить все условия так, чтобы крестьяне увидели свою явную выгоду. Толстой понимал, что это чрезвычайно трудно. Трудно втолковать темному, забитому мужику простые вещи: что честно жить и работать выгодно, что работа на своей земле приятнее и прибыльнее, чем на чужой, что быть хозяином лучше, чем рабом. Толстой понял, что крестьян необходимо учить. Мысль об открытии школы для крестьянских детей не покидала писателя.

Прошел всего лишь год после его возвращения из Крыма. За этот год Толстой утвердился в ряду лучших писателей России, вернулся в свою усадьбу хозяином, пекущимся об улучшении жизни крестьян, закончил рассказ «Севастополь в августе», повесть «Юность», написал рассказы «Метель», «Разжалованный», повести «Два гусара» и «Утро помещика», продолжил работу над «Казаками». Казалось бы, исполнены юношеские мечты, в которых он жаждал славы и деятельной жизни на пользу ближних. Ему всего двадцать восемь лет, а сколько уже пережито, свершено! Но Толстой был недоволен собой. Недоволен своим управлением имением и крестьянами, корил себя за то, что не исполняет правил жизни, им же самим для себя установленных, в творчестве был требователен к себе свыше всякой меры, переписывая порой отдельные вещи по несколько раз. Его неугомонная внутренняя энергия выплескивалась на страницы дневника. Ему необходимы были новые впечатления, новые обстоятельства внешней жизни.

В ноябре 1856 года Толстой вышел в отставку и в самом начале 1857 года выехал за границу. Среди людей его круга это было принято. Ездили на воды — лечиться, ездили посмотреть Европу — чтобы почувствовать и себя европейцами. Толстой ехал, подчиняясь, может быть, неосознанному стремлению подвести некий событийный итог прошедшему. В Ясной Поляне оставаться было тяжело — после неудачного решения крестьянского вопроса «в отдельно взятом имении». В Петербурге он стал чувствовать себя неуютно среди писателей, ведущих между собой идейную битву: Толстой не хотел быть ее участником.

Первое путешествие Толстого по Европе длилось полгода. Он посетил Францию, Швейцарию, Италию, Германию.

«Вчера приехал я в Париж, и застал тут Тургенева и Некрасова. Они оба блуждают в каком-то мраке, грустят, жалуются на жизнь — празднуют и тяготятся, как кажется, каждый своими респектив- ными отношениями».

Тесен мир для русских писателей!

Толстому понравился Париж. Здесь он ощутил, что нет ни одного человека, «на которого не подействовало бы это чувство социальной свободы, которая составляет главную прелесть здешней жизни и о которой, не испытав ее, судить невозможно».

Толстой проводил время в частых беседах с Тургеневым, в посещениях театров, музеев и лекций в Сорбонне. Усиленно работал. Тургенев, навестив однажды Толстого, записал, что тот сидит не близ камина, «но в самом камине, на самом пылу огня, — он работает усердно, и страницы исписываются за страницами». Всю жизнь люди, близко знавшие Толстого, удивлялись его работоспособности. Тургенев без тени зависти писал в письме Боткину: «Это, говоря по совести, единственная надежда нашей литературы».

Однажды, поддавшись парижскому интересу к будоражащим нервы зрелищам, Толстой поехал смотреть гильотинирование. Вид публичной казни ошеломил его. Он записал в дневнике:

«Я видел много ужасов на войне и на Кавказе, но ежели бы при мне изорвали в куски человека, это не было бы так отвратительно, как эта искусная и элегантная машина, посредством которой в одно мгновение убили сильного, свежего, здорового человека... Закон человеческий — вздор! Правда, что государство есть заговор не только для эксплуатации, но, главное, для развращения граждан... Я же во всей этой отвратительной лжи вижу одну мерзость, зло и не хочу и не могу разбирать, где ее больше, где меньше... Я... никогда не буду служить нигде никакому правительству».

После этого «гильотина долго не давала спать и заставляла оглядываться». Толстой решил покинуть Париж и проехать по местам, которые любил кумир его юности — Руссо.

Более двух месяцев он прожил на берегу Женевского озера, пешком путешествовал по окрестностям, описывая по-своему картины природы, воспетые Руссо. Наедине с природой, как и на Кавказе, Толстой был счастлив:

«Физическое впечатление, как красота, через глаза вливалось мне в душу. ...Вдруг нас поразил необыкновенный, счастливый, белый весенний запах. Все уже было черно кругом. Месяц светил на просторную поляну, потоки равномерно гудели в глуби оврага, белый запах нарциссов одуревающе был разлит в воздухе...»

Подобные «физические впечатления» Толстой фиксировал в дневнике во время почти двухнедельного пешего путешествия по горам, которое он предпринял вместе с одиннадцатилетним мальчиком Сашей Поливановым. Он сверял свои впечатления с впечатлениями Саши и радовался совпадениям. Великий художник радовался тому, что умеет чувствовать природу, как ребенок.

В Люцерне Толстой оказался свидетелем уличной сценки, давшей тему для рассказа «Люцерн». Смех довольных и сытых людей над уличным музыкантом, их нежелание сидеть с этим человеком в одном зале ресторана, — все это возмутило писателя. Подмеченная им «несообщительность» людей, испорченных цивилизацией, стала одной из главных тем в европейском искусстве XX века — темой отчуждения. Автор остался доволен «Люцерном» и записал в дневнике после завершения работы:

«Хорошо. Надо быть смелым, а то ничего не скажешь, кроме грациозного, а мне много нужно сказать нового и дельного». По этой записи видно, что Толстой всегда был занят поиском своей особенной манеры изобразительности, в которой нет места излишней «грациозности». Правдивость и художественность для Толстого — почти синонимы. Правда и красота — эти два слова наиболее часто употребляются им в дневниках и зачастую стоят рядом.

В Россию Толстой возвращался через Германию. Даже во время путешествия, в дороге, помногу работая над начатыми произведениями, делая записи в дневнике, он скучал без деятельности. Переносясь в мыслях в Ясную Поляну, он записывал в дневнике:

«Главное — сильно, явно пришло мне в голову завести у себя школу в деревне для всего околотка и целая деятельность в этом роде».

В Баден-Бадене произошла беда, так часто его настигавшая: он проигрался в рулетку. К счастью, в Баден-Баден приехал Тургенев, который помог с деньгами. Но и эту сумму, взятую у Тургенева, Толстой сразу же проиграл. Раскаяние мучило его. «Давно так ничто не грызло меня», - писал он в дневнике.

В Дрездене, посетив картинную галерею, Толстой был «сильно тронут» «Сикстинской мадонной» Рафаэля. Большая копия с этой картины займет вскоре чуть ли не всю стену кабинета в Ясной Поляне.

Известие о разводе сестры Марии с мужем ускорило возвращение Толстого в Россию. После трехдневного плавания по морю Толстой прибыл в Петербург. У Некрасова он читал «Люцерн» — «с раздражением внутренним и со слезами в конце». Тургеневу рассказ не понравился. Он писал об этом Боткину:

«Я прочел небольшую его вещь, написанную в Швейцарии. Не понравилась она мне: смешение Руссо, Теккерея и краткого православного катехизиса».