Тоскливо, люди, нынче мне.
Ай, выйти, что ли в вечер лунный
С гитарой старою! В вине
искать души воспоминанья;
в костре – отраду и печали.
К даме сердца, юных дней,
(у ней, быть может, уже дети
и строгий муж сорокалетний)
поспешить бы поскорей!
Как в былые глупы лета
пошвырять бы взрывпакеты,
покорять бы гаражи
и из веток шалаши
строить где-то не деревьях;
выбить досками ступень,
и за косы дёргать девок,
после им дарить сирень;
и беситься, не стесняясь!
с тем задором же «самбэ!»,
восклицать, столба касаясь,
и считалкой «до ри ме»
разрешать простые споры.
Эх, как странно, даже мир,
был по юности другим,
и мечты, обиды, взоры…
так чудесен был простор…
Думы праздны, беззаботны.
Я как будто бы голодный
пищей юношеских пор.
Мне сегодня пятьдесят,
что за жизнь старик усвоил:
если вновь по Божьей воле
снова б жил – прожил бы так!
Не иначе, видит Боже!
Ни за что не стыдно мне.
А ошибки, – их, похоже,
каждый делал на земле.
Такова природа люда:
будь ты честный иль паскуда,
чтоб ни сделал – не казнись,
жизнь глупа – на то и жизнь!
Безупречный, добрый, умный,
был куда б несчастней нас.
Вон, дурак, внимает лунам,
а другой ласкает час...
(2)
