моя нежная и взбалмошная,
я посвящаю этот рассказ…
Старик Брадко сидел на могильном камне, сложив руки на черенке воткнутой в дерн лопаты. Он опустил на руки голову и беззвучно, едва шевеля губами, читал молитву. Могильщики заканчивали ровнять погост и вбивали в рыхлую землю кресты, наскоро сколоченные из подвернувшихся под руку досок.
– Все, кум, дело сделано. – Сказал старший из них.
Старик поднял голову и кивнул.
– Спасибо, кум, – сказал он, достал из-за пазухи кулек, развернул его и протянул могильщику деньги. Потом добавил еще. – Держи, кум, сделай все, как надо.
– Конечно, – ответил могильщик, забирая деньги.
Старик обернулся к внуку. Марко кувыркался среди белых надгробий по обглоданной козами траве, будто это не его родителей только что закопали в землю. Сопляк, он так и не понял, что с ними произошло. Старик встал с плиты, накинул на плечи мешок и карабин и позвал внука.
– Пойдем, Марко. Пора.
Марко не отрывался от игры, и старику пришлось взять его за загривок, чтобы тот прекратил возню.
– Пойдем, говорю, – сказал Брадко, беря внука за руку.
Марко еще пытался свободной рукой дотянуться до щепки, служившей в игре добрым штыком, но дед уже увлек его прочь, крепко удерживая тонкую мальчишескую ладошку. Он вел внука сквозь ряды белых траурных плит, раскинувшихся теперь так, что не найти в городе места, откуда их не было бы видно. Там, где кладбище касалось домов, белые надгробия проникали в глубь города. Люди говорили – это тянет свои руки смерть. Старик нашел глазами часовню и перекрестился. Марко какое-то время шел смирно, не противясь воле деда, но городской шум и суета увлекли его, и он вновь стал вырываться, пытаясь продолжить неожиданно прерванную игру. Они шли мимо блошиного рынка, где можно было купить все, от хлеба до собственной жизни. У старого турка старик взял две лепешки, расплатившись за них мелочью, со вчерашнего дня звеневшей в кармане. Увидев оружейника, вспомнил о заканчивающихся патронах, но и денег оставалось не много. Пришлось пройти мимо. За рынком начинался албанский квартал, где на старика с мальчишкой поглядывали осторожно, стараясь держаться в стороне. Многие провожали их взглядом, холодным взглядом, взглядом, наполненным укором и страхом. Только вчера они были моими соседями, думал старик, видя двух женщин, подолом скрывающих от него лица. Еще он думал о том, как же это так случилось? А после, только одна мысль надолго осталась в его в голове: «не успел… погубили моих птенчиков … обогнала война проклятая…»
– Дед, тебе ружье зачем? – Спрашивает Марко, дергая за ремень карабина.
– Будет тебе, – говорит Брадко сквозь ком навернувшихся слез, отстраняя внука.
– Зачем тебе ружье, дед?
Старик снимает с плеча карабин и передергивает затвор.
– Ружье? Чтобы стрелять. – Отвечает он. Следом прицеливается в кружащих над развалинами ворон, и, оглушив улочку выстрелом, снимает одну из птиц. Ворона трепыхнулась в воздухе комом перьев и камнем полетела за развалины, теряясь там, среди куриной возни. По всей округе заголосили собаки. Марко, зажав уши ладошками, с восторгом провожал птицу взглядом. Поняв, что грохотать больше не будет, он освободил уши, и вновь потянул руки к карабину.
– Дед, дай мне. Я тоже хочу стрелять. Дай, дед.
– Стрелять? – Старик еще пытается крепиться, суровый его взгляд неподвижен, но боль уже сдавила виски и слезы, неудержимые слезы, рвутся прочь.
– Держи, вершок. – Он передернул затвор и протянул карабин Марко. – Не так, балда. Вот так, приклад к правому плечу. Кисть не выворачивай. За цевье левой рукой держись. Да, не так. Вот как, локоть вниз смотреть должен. Другое дело. Целься сюда. Теперь спокойно нажимай курок.
С немалым усилием нажимая на спусковой крючок Марко зажмурил глаза. Раздался оглушительный выстрел. Не удержав карабин, Марко повалился с ног, отдачей ему сильно ушибло плечо. Облачко порохового дыма, подхваченное ветром, метнулось прочь, вверх по улице. Старик, ворча, нагнулся за карабином.
– Стрелять он хочет. В школу тебя надо. – Он за шиворот поднял внука на ноги. – Живой?
Только теперь Марко осмелился открыть глаза. В ушах стоял такой перезвон, что слова деда доносились до него гулким, пронзительным эхом.
– Я попал, дед? – Наконец, спросил он, говоря громче обычного.
– Попасть-то, попал, да только я не видел куда, – сказал старик и повлек внука дальше. – Успеть бы сегодня на автобус, – думал он, – завтра были бы уже дома.
Прошло немного времени, и оглушенный Марко, придя в себя, принялся рассказывать деду, как это было здорово стрелять. Он настойчиво дергал старика за штанину, выклянчивая обещания, дать пострелять еще. Но, не дождавшись от него отклика на свои призывы, Марко вновь принялся бегать, прыгать, всевозможно пытаясь обратить на себя внимание. Брадко раздражала непоседливость внука, всякий раз, когда Марко оказывался рядом, старик старался его урезонить и заставить идти спокойно. Но увертливый мальчишка умудрился сделать из прихоти деда игру, в которой дед его ловил, а он от него убегал.
– Марко, сынок, – попробовал старик привлечь к себе внука. – Поди ближе. Подними-ка мне вон тот камень.
Марко прыгнул к обочине, выбирая самый большой из камней.
– Этот? – Спросил он.
– Да, хорошо Марко, этот. Тяжелый?
– Нет, – ответил Марко и протянул камень деду.
– Оставь себе, внучек. Ты можешь попасть им вон в тот дорожный знак со стрелкой?
Марко посмотрел по направлению руки деда, оценил расстояние до знака и согласно кивнул. Он несколько раз подбросил камень в руке, прицелился и с силой бросил его. Ушибленное плечо пронзила боль, и Марко опустился на корточки, со стоном прижимая к нему здоровую руку. Камень долетел до знака, ударился, оставляя на стрелке заметную вмятину, и отскочил на обочину, тут же смешавшись с другими камнями, стеклом и прочим мусором. Брадко, довольный внуком, поддернул губой. Ничего не говоря, он побрел дальше и, лишь сделав несколько шагов, сказал.
– Пойдем, Марко. Надо на автобус поспеть.
Марко, готовый вот-вот разрыдаться, увидел, что дед уходит. Испугавшись, что старик его бросит, он и думать забыл про стихающую боль, сорвался с места, догнал деда и сам вцепился ему в руку обеими ладошками. Так они и шли дальше, держась за руки, оба шаркая ногами по растрескавшемуся, поросшему жухлой травой асфальту. Пройдя квартал, они миновали перекресток, с двух сторон огороженный броневиками и бетонными блоками.
– Смотри, дед, танки! – Выпучив глаза, закричал Марко и немедля стал вырываться. – Пусти, дед. Я хочу посмотреть. Пусти.
Из раскрытого люка броневика, вылез заспанный офицер. Он надел на голову голубую каску, зевая, оглядел своих подчиненных, скрывающихся от жары в тени машины, и направил внимание на мальчишку, упрямо вырывающегося из рук седого цыгана.
– Hello guy! – Сказал офицер. – Do you wanna come to me?
Услышав незнакомую речь, Марко испуганно дернулся к ногам деда. Встретившись с военным взглядами, он скорчил сердитую мордочку, чем вызвал у офицера веселый смех.
– Hey, gypsy man, let him go. – Теперь офицер обращался к старику. – Let the boy to climb here.
Брадко смотрел на него, ощущая внутри болезненную тяжесть, схожую с усталостью старого пса. Он не испытывал к этому человеку, ровным счетом, никаких чувств. Но веселое заигрывание незнакомца, наверняка догадывающегося, что его слов не понимают, его лощеный вид, подчеркнутый великолепно скроенной формой, все это напомнило старику штурмовиков СС, когда-то давно топтавших его землю. Инстинкт, выработанный в далеком детстве, требовал от Брадко скинуть с плеча карабин и выпустить, для верности, пару зарядов. В груди резко кольнуло. Брадко на секунду закрыл глаза и медленно набрал в легкие воздух. От греха подальше, надо было, как можно быстрее уйти.
– Пойдем, дед, – пробурчал Марко, подталкивая деда плечом в бедро. – Пойдем.
Брадко еще несколько шагов, выворачивая шею, цепко держал взгляд ухмыляющегося офицера. Но Марко увлек его в тень домов, и старик, точно ослепнув, несколько мгновений не видел ничего, кроме яркого белого пятна перед глазами. Теперь внук вел старика, несмело потягивая его за руку. Брадко был растерян и казался себе слабым и беспомощным. Потеряв способность видеть, он пытался призвать на помощь остальные чувства, но раскаленный полуденный воздух лишь обжигал ноздри, а звуки смешались в один ком, оглушая старика. Вскоре зрение начало понемногу восстанавливаться, а вместе с ним возвращалась и былая твердость. Вид людей, идущих по улице, машин, припаркованных у тротуара, эта обыденная и будничная картина неожиданно обрадовала его, словно не зрение, саму жизнь смог себе возвратить.
И они шли дальше, оставляя позади загаженные парадные, разбитые витрины давно неработающих магазинов, дома изуродованные язвами фугасов. Они прошли мимо собора, снарядом оставленного без купола, а за тем миновали стадион, матчи с которого Брадко видел по телевизору до войны. Когда перед ними встала превращенная в крепость комендатура, мимо проехала голубая со следами ржавчины развалюха. Машина резко затормозила, в ней лязгнуло что-то металлическое, и она не спеша покатила назад. Брадко внимательно следил за машиной. Она поравнялась с ними, и старик увидел в открытом окне, улыбающегося усача.
– Здорово, кум. Куда путь держишь? – Весело спрашивал тот, перегнувшись через пассажирское сидение.
По выговору старик узнал в нем земляка.
– Здорово, кум. Мы идем на автобусную станцию – остановившись, сказал он.
– Добро, кум. Вы, я думаю, так только к ночи доберетесь. Садитесь. Мне в ту сторону.
Брадко посмотрел на внука и слегка подтолкнул его в спину.
– Спасибо, кум, - сказал он, открывая перед мальчишкой дверцу.
Усач улыбнулся и откинул переднее сидение, пропуская пассажиров назад. Когда они устроились, усач вернул сидение на место и захлопнул дверцу. Шумно зарычал мотор, и машина резво припустила по улице. Водитель, по-прежнему улыбаясь, посматривал на Брадко в зеркало над лобовым стеклом.
– Ты старик, я гляжу, издалека. Откуда вы?
Брадко посмотрел на усача сердито, но все же ответил.
– Из Черногории.
А усач улыбается, веселее прежнего.
– Бог мой, отец, я же вижу соль на твоих висках. А я-то родом из Котара. Из какого села вы? Из города?
– С Подгорицы. – отвечает старик, а сам внимательно следит за взглядом водителя. – Что-то, радостный больно, - думает он, - среди безобразия такого, среди беды и разрухи, что проносятся за окном. Что за скотина, начала этот ужас? Что за жестокие люди, заставляют всех продолжать этот невероятный кошмар? И снова всплывают перед глазами Владко, сынок, и Веснушка, жена его, мать бесенка, что сидит, уже засыпая, уткнувшись деду в плечо. И еще жена вспомнилась, Катя. Примет ли она детишек за порогом? Дай то Боже. Старика укачало, и он на минуту задремал. Будто кинолента оборвалась, лишь последние кадры медленно ускользали, спина Марко и позолоченная улыбка водителя. А вслед им пришла серая пелена и ничего больше.
Машина резко затормозила, и старик, вздрогнув, очнулся.
– Все, отец, приехали. Отсюда вы доберетесь до дома. – Усатый водитель по-прежнему весело улыбался, теперь повернувшись к ним лицом. – Автостанция, кум, буди свое чадо.
Старик встряхнул головой, прогоняя сон, и потрепал за колено Марко. На площади, где они остановились, размещалось здание автовокзала. Перед зданием стоял одинокий автобус, а по бокам и, по всей видимости, позади вокзала раскинулся чудесный каштановый сад.
– Сколько я тебе должен, кум? – Спросил старик, выходя из машины.
– Бог мой, это я тебе должен, отец, – и усач вновь оскалил золотые коронки.
Марко, выбравшись из машины, сразу полез в, наполненную мусором, клумбу. Старик стоял к нему спиной и благодарно смотрел в след, скрывающемуся за поворотом драндулету. Когда тарахтение старого двигателя стихло, Брадко окликнул внука и пошел в сторону автовокзала. Марко, сгребая в охапку добытые сокровища, поспешил следом, то и дело останавливаясь, чтобы поднять выпадающие из рук ценности. То пивная пробка с металлическим звоном покатится по плитам мостовой, то смятый бумажный стаканчик бесшумно опуститься у ног. Дед уже подходит к, стеклянным дверям станции, неизвестно каким чудом уцелевшим, когда еще неделю назад здесь гремели батареи ( ). Марко от дверей отделял целый мир. Дед казался недосягаем, и страшно было подумать, что могло случиться, скройся он сейчас за их темным проемом. Отчаянно запрыгнув на бордюр, мальчишка практически уже догнал старика. И вот даже, кажется, дед ждет своего внука. Или это фантом, пятна солнца на глазах. Вдруг Марко остановился, стараясь, как можно быстрей замереть полностью. Из густого мрака тени к самой ее кромке явились страшные ведьмы, не иначе, как забрать его в свое гадкое логово. Быть может, они и деда забрали, - подумал он, - но, нет, у деда ружье. Марко был уверен, что неподвижность позволяет ему оставаться для ведьм незаметным, и потому спокойно решал, что делать дальше.
– Ну, что ты застыл? – Раздался из тени голос деда. – Пойдем скорей.
Марко еще секунду колебался, после чего, что было сил, рванул с места и стремглав бросился мимо ведьм, оскаливших на него гнилые зубы. С разбегу он врезался во что-то мягкое, остро и знакомо пахнущее. Там, внутри этого существа, издающего терпкий запах хлева, гулкий, словно из пещеры, слышался голос деда.
– Ну, будет тебе, будет. Ничего, ничего, все пройдет. Тссс. Тссс, внучек.
Марко поднял голову, и это движение разбудило в ней огромный соборный колокол. И еще было не хорошо. Сквозь муть и скачущие перед глазами звезды, проступали черты лица деда.
– Дед? – Простонал Марко. – А где мама, дед?
Потом из него вырвался высокий, схожий с писком, стон. Деда больше не было видно, и ничего не было видно. Марко почудилось, что он падает, но только это никак не получалось, потому что неведомая сила удерживала его и не давала упасть. И тогда Марко понял, что он летит. Никогда в жизни ему не доводилось летать. Отец как-то рассказывал, что когда летаешь во сне, растешь. Сколько Марко не мечтал об этом, сколько не думал, только теперь ему довелось испытать это фантастическое ощущение. Ничего не сдерживало тело, кроме волшебной силы, поднимающей его над землей. Головы коснулось, что-то нежно прохладное, такое как шелест ивы, или как ласка свежей простыни, остужающей разгоряченное тело. Сила, держащая Марко секунду назад, превратилась в твердую опору. Ноги были неприятно согнуты в коленях, и хотелось скорее их вытянуть. Марко открыл глаза и увидел застывшее, испуганное лицо деда. Рядом с дедом на корточках сидела незнакомая женщина.
– Я летал, дед. – Чуть слышно произнес Марко.
У старика задергался кадык, быстро-быстро двигаясь то вверх, то вниз.
– Слава, Господи милостивый, – только и смог вымолвить Брадко.
Марко снова закрыл глаза, ему все еще было не хорошо. Послышался ласковый женский голос: - Дайте ему воды. – Потом чьи-то руки приподняли мальчишке голову, и по губам и подбородку потекла вода. Струйки затекали за шиворот, от чего становилось щекотно. Марко улыбнулся и открыл глаза.
– Ему уже лучше, – сказала женщина.
– Слава тебе, Господи, - вновь повторил старик.
Марко приподнялся на локтях. Женщина наклонилась и поддержала его под спину. Марко испуганно съежился, а женщина улыбнулась ему, сняла с его головы влажный компресс и сказала.
– Не бойся, я не кусаюсь. – Она помогла ему встать и обратилась к старику. – Его надо вывести на улицу. Здесь очень душно.
– Да, конечно, – ожил Брадко. Он вскочил с коленей, внимательно оглядывая внука, все ли с ним в порядке. – Простите, ради бога, вы не побудите с ним, пока я куплю билеты.
– Разумеется, ступайте. Я никуда не спешу. – Женщина посмотрела на Марко. – Ты побудешь со мной, малыш?
Марко стоял, прижавшись спиной к деду и пристально глядя женщине в глаза.
– Я к маме хочу, – сказал он.
Женщина вопросительно посмотрела на Брадко. Тот покачал головой - нет.
– А хочешь, я тебе игрушку покажу, брелок, – сказала женщина и полезла в сумку, висевшую у нее на плече. – Вот, держи. – Она отстегнула брелок от связки ключей и протянула его Марко.
Марко нерешительно потянулся за игрушкой и быстро выхватил ее из пальцев женщины. Он некоторое время крутил игрушку, разглядывая ее со всех сторон. Это была собачка, сделанная из прозрачного пластика.
– Ну, что? – Спросила женщина. – Ты хочешь поиграть со мной?
Мальчишка, задрав голову, посмотрел на деда.
– Побудь здесь, Марко, – сказал старик. – Я скоро вернусь.
Женщина призывно протянула к Марко руки, и он направился к ней мелкими шажочками, готовый в любую секунду броситься обратно. Женщина аккуратно взяла плечи мальчика и подвела его к пластиковым сидениям, расположенным вдоль стены. Старик еще некоторое время наблюдал за ними, но, убедившись, что внук увлечен игрой, направился к кассе.
– До Подгорицы, дочка, дай мне билет. – Сказал старик, наклоняясь к окошку.
– Вам один? – Спрашивает девушка.
– Со мной еще внук, дочка, ему шесть лет.
– Значит, один взрослый, один детский. Так?
– Так, дочка.
– Восемьдесят динар.
Старик развернул подготовленный в руке кулек, протянул в окошко бумажку в сто динар и обернулся, посмотреть, как там Марко. Марко сидел у доброй женщины на коленях. Брадко снова повернулся к кассе. Девушка отдала ему билеты.
– Автобус ночью, в одиннадцать часов. – Сказала она.
– Так поздно, – удивился Брадко. – А раньше, дочка, никак нельзя?
– Скажите спасибо, что хоть так поздно ходят, - ответила из-за стекла девушка. – Скоро границу закроют, только на самолете долететь можно будет.
– Да? – Старик, завернул билеты вместе с деньгами. – Ну, спасибо, дочка, – и он направился обратно.
Пересекая зал автостанции, старик наблюдал, как смирно сидит Марко на коленях, нежно обнявшей его женщины. Орлицей склонившись над мальчишкой, она о чем-то ему рассказывала, казалось, всем своим существом оберегая его от внешнего мира.
– Спасибо вам большое, что помогли нам. – Сказал старик, подойдя ближе. – Уж и не знаю, как вас отблагодарить. – Он взял внука подмышки и поднял на руки.
– Что вы, что вы. Это совсем не затруднило.
Марко все еще держал ее за руку, и она улыбалась, глядя на него.
– Может быть, вы с нами пообедаете? – Спросил Брадко. – Я угощу вас своей ракой. Клянусь, вы никогда не пили такой раки.
Женщина, прищурившись, улыбалась. Брадко даже показалось, что эта нежная улыбка заигрывает с ним.
– Соглашайтесь, – настаивал он. – И Марко будет рад. Так, Марко?
Марко молча закивал. По-прежнему улыбаясь, она кивнула в ответ.
– Хорошо, я согласна. Куда мы пойдем?
– Здесь, за станцией, растут каштаны. Я думаю – там найдется место троим путникам. – Старик опустил Марко на землю. – Пойдем, Марко.
– Куда дед? – Оборачивается тот.
– На улицу, куда же еще.
И Марко, как ни в чем не бывало, побежал к выходу.
– Не спеши, внук, твой дед сегодня устал.
Но Марко уже не слышит его, увлеченный новой игрой. Они пошли следом. Старик взглянул на молодую, по возрасту годную ему в дочери, женщину, идущую рядом.
– Как вас зовут? - Спросил он.
– Меня? Ракель, - ответила его спутница.
– Вы еврейка?
– Да. А что? – Насторожилась она.
– Ничего, мне просто интересно. Меня зовут Брадко. Брадко Стеванович.
Они подошли к Марко, затаившемуся шагах в десяти от выхода.
– Ты чего встал? – Спросил Брадко, склоняясь над внуком.
– Там ведьмы, – прошептал Марко.
– Откуда там взяться ведьмам средь бела дня. Не говори глупости.
– Я видел их, когда мы шли сюда, – сказал Марко, беря деда за руку. – Ты разве не видел?
– Может, я чего и видел, но там точно не было ни одной ведьмы, – сказал старик, решительно ведя внука к дверям.
Марко сначала даже уперся в пол ногами, но, вспомнив про ружье, висящее у деда через плечо, немного осмелел. Они вышли на улицу. У входа стояли две старухи, торгующие контрабандными сигаретам. Это их Марко принял за ведьм и так сильно испугался. Следуя за тенью навеса, старухи скрывались от палящего солнца и в два голоса причитали на жару, войну и бедность. Миновав их, все трое направились к каштановой роще. Марко снова вырвался чуть вперед.
– А где родители Марко? – Спросила Ракель, заглядывая Брадко в глаза. На солнце ей показалось, что эти глаза горят золотистым пламенем. – Вы едете к ним?
– Его родителей я похоронил сегодня утром. – Ответил старик.
Голос его, словно чужой, вдруг осип.
– Простите, я не знала. – Сказала Ракель, опуская взгляд под ноги.
– Вы здесь не причем, Ракель. Это война сделала горе нормой. А наша беда не горше всех остальных.
Они проходили мимо водяного насоса.
– Вода! – Воскликнула Ракель. – Надо намочить Марко голову. – Она немного смутилась своей вспыльчивости и сказала гораздо спокойней. – И умыть его не помешает.
– Спасибо вам, Ракель. – Сказал Брадко. – Я со своими заботами совсем не в силах о нем думать. Марко, поди сюда.
Марко, раскинув руки, кружился волчком. Услышав зов деда, он остановился, и теперь весь мир вращался вокруг него. Было трудно устоять на ногах, все время качало в разные стороны, и это было, как волшебство. Когда мир остановил свой бег, Марко стал озираться по сторонам, в поисках деда и ласковой женщины, что согласилась погулять с ними.
– Идем, умываться, – опять позвал дед.
Теперь Марко их видел и, как можно быстрее бежал к ним. И, вот уже разлетаются брызги – осколки струи, с ревом разбивающейся о камни. И Солнце подхватывает их, сходу превращая в радужное соцветие. Радуга, образовавшаяся точно там, где струя ударялась о землю, вскоре разрослась и охватила все вокруг. Марко, довольный игрой, никак не хотел ее прекращать. Уже весь намокший он резво подбадривал деда, качающего воду. Ракель было весело следить за, резвящимся мальчишкой, вместе с ним она набирала в горсть воду и подбрасывала вверх, рождая все новые и новые вспышки радуги. В эти мгновения Брадко испытывал глубочайшее облегчение. Видя веселье, с которым Марко придавался игре, он и сам невольно вбирал в себя и красоту радужного калейдоскопа, и свежесть холодной воды, и звонкий радостный смех.
А после они сидели под навесом каштановых крон, на душистой, высокой траве. Брадко доставал из мешка провиант, а Марко внимательно следил за ним, всякий раз ныряя взглядом вслед за его рукой. Ракель сняла с Марко намокшие вещи, оставив его лишь в трусах и сандалиях, старательно выжала их и развесила, сушиться на солнце. Когда с вещами Марко было покончено, она немного задрала длинную ситцевую юбку и принялась выжимать ее. Краем глаза Брадко увидел полные, белые ноги Ракель, и ему показалось, что внутри него вспыхнула искра теплого, давно забытого чувства. Он поднял взгляд туда, где намокшая блуза жадно прилегала к ее груди и, с немалым смущением, обнаружил, что Ракель тоже смотрит на него. Брадко не мог уловить, что выражает этот взгляд: осуждение, или, быть может, сочувствие. Он уже было отвернулся в сторону, когда увидел колонну военных грузовиков, медленно выезжающих на площадь. Поняв, что старик смотрит уже не на нее, а куда-то дальше, Ракель обернулась и от неожиданности вздрогнула. Оба молча смотрели, как пустынная площадь заполняется машинами и людьми в военной форме. Еще не дождавшись полной остановки, солдаты и офицеры выпрыгивали из-под тентов грузовиков, сразу строясь стройными рядами. Такое обилие военных невольно угнетало. Теперь и Марко увидел колонну. Они втроем, завороженные зрелищем, внимательно следили за происходящим. Боком, ни на секунду не выпуская из вида солдат Марко приблизился к Ракель и прижался к ее ногам.
– Довольно! – Пробасил Брадко. – Будет вам. Давайте есть.
Он сел на землю и поставил среди кульков с закусками плетеную бутылку, которую держал в руке все это время. Марко не отрывался от солдат, а Ракель, обернувшись к старику, посмотрела на него с легкой улыбкой, лишь затронувшей кончик ее губ. Военные немного напугали ее, но уверенный, по настоящему мужской голос Брадко успокоил и вернул, чуть было не потерянное, настроение. Состояние это, возвращенное словами Брадко, казалось ей столь важным и необходимым сейчас, что она даже дала ему определение – ощущение дома, восприятие чего-то родного, близкого, возможно, самого ценного. Ракель увлекла Марко к накрытому прямо на траве столу, усадила его рядом с дедом и сама села напротив них. Брадко протянул ей железную рюмку с ракой, а внуку из второй бутылки в кружку налил морс.
– Давай выпьем, Ракель, – начал он. – За тебя, за твою молодость, красоту, за твое доброе сердце.
Ракель смущенно опустила глаза. Она по-прежнему держала наполненную рюмку в руке, и рака, расплескиваясь, текла по ее пальцам.
– За тебя, Ракель. – Еще раз сказал старик и, вскинув свою рюмку, выпил.
Ракель проследила за ним, посмотрела на Марко, с аппетитом уплетающего колбасу, собралась с силами и тоже выпила. Крепкая рака обожгла рот. Ракель с трудом заставила себя проглотить напиток и очень обрадовалась, когда Брадко предложил ей морс и колбасу. Пока она запивала, стараясь смыть горечь раки, старик вновь наполнил рюмки и подал одну из них Ракель.
– Нет, нет, я, наверное, больше не буду, – замахала она руками.
Но Брадко, твердой рукой держа перед ней рюмку, сказал.
– Выпей со стариком, дочка. Помяни со мной моих деток.
Вся боль, поселившаяся в сердце Брадко, все его горе вдруг передались ей. Она услышала их и поняла. Опять проследив за тем, как пьет старик, она набрала в легкие воздух и выпила вторую рюмку теплой, густо пахнущей раки.
– Налей компота, дед, – захныкал Марко, протягивая кружку.
Только теперь Брадко снял с плеча карабин и, аккуратно положив его рядом с собой, взялся наливать внуку морс.
– А зачем вам оружие? – Спросила Ракель, отстраняя кружку с морсом от губ.
– Оружие? – Переспросил Брадко, пододвигая карабин ближе к ноге.
Марко не дал ему сказать, тут же выпалив.
– Дед из него стреляет, я сам видел. Он ворону убил. Я тоже стрелял. Правда, дед? Только мы не видели, куда я попал. Я чуть не оглох когда стрелял, – и Марко закрыл ладошками уши, как тогда, когда дед учил его стрелять. – Дед, дашь мне еще пострелять?
– Пострелять ему, – сказал старик и потрепал мальчишку за волосы. Он поднял одну штанину, вытащил из сапога огромный тесак и подал его Марко. – Держи.
Марко с восхищением смотрел на нож, показавшийся ему скорее мечом, и не решался взять его в руки.
– Держи, держи, – настаивал старик.
Марко осторожно взял рукоятку обеими руками и, выставив артефакт перед собой, смотрел, как чудесно сияет лезвие на, склоняющемся от зенита, солнце.
– Смотри не порежься, – наставлял его Брадко. – Видишь, вон там растет орешник, – показал он внуку. – Беги туда и сруби ветвь толщиной с рукоять ножа. Добро?
– А зачем, дед?
– Увидишь, зачем. Ступай.
И Марко побежал к орешнику.
– Осторожней, смотри, ноги себе не пообрубай, – крикнул ему вслед Брадко.
– Не мал он еще для этого? – Спросила Ракель.
– Для чего? – Не понял ее Брадко.
– Ну, для оружия.
– Для оружия? – Потупясь переспросил Брадко. – Не знаю, есть ли оружию срок. Как будто и нет. Мне было десять, когда мы с отцом взрывали наш первый мост. А потом еще три года по горам партизанили. К сроку ли? Когда я начал интересоваться девушками, я еще не умел читать, но уже мог подготовить миномет к бою. Я и теперь смогу сделать это, даже с закрытыми глазами. Иногда сниться, как я разбираю винтовку, или автомат. Потом пытаюсь собрать. Иногда не выходит, и я все не могу понять от чего. Порой ведь это важно. Быть может, он кому-то очень нужен.
Брадко словно не стало рядом, глаза его угасли, он погрузился в пучину тяжелой памяти. Ракель с минуту молчала, следя за неподвижным стариком, но, спустя какое-то время, осторожно заговорила вновь.
– А куда вы теперь едете?
– Что? – Вздрогнул Брадко.
– Я спросила, куда вы с Марко едете?
– А-а, едем-то. В Подгорицу. Там недалеко у меня есть дом и гостиница. Да только в гостинице теперь никого не бывает, кто захочет отдыхать под пулями. А ты, Ракель? Ты ведь тоже не просто так на станцию пришла.
– Да, вы правы. Моя сестра живет в Австрии. Она выслала мне приглашение, и я еду к ней. Мой автобус завтра вечером.
– Значит, в Белград?
– Да, в Белград, а дальше поездом до Вены.
– Ты раньше бывала за границей? – Спросил Брадко, наполняя очередную рюмку.
– Один раз. Ездила к сестре в восемьдесят девятом. Потом война началась, не до того было.
– Путешествовать, это хорошо. Родители Марко много путешествовали. Владко был инженером, он строил мосты. В Египте строил, в Индии, много где. А я нигде не был. Дальше, чем сейчас, никогда не забирался. – И он, горько улыбнувшись, выпил.
Сзади послышался шелест, это Марко волочил по земле огромный куст орешника.
– Помоги, дед! – Крикнул он, останавливаясь в нескольких шагах. – Я больше не могу.
– Куда ты приволок такое дерево? – Сказал старик, с трудом вставая, на отекшие ноги. – Я же сказал толщиной с рукоять, а не с тебя.
Марко, растерявшись, стоял возле куста с ободранными по локоть руками и тяжелым ножом на перевес. Брадко подошел к внуку, взял у него нож, выбрал подходящий кусок ствола и двумя ударами отсек от него верхушку и основание.
– Так, другое дело, – сказал он.
Они вернулись к столу, и, пока Марко принялся рассказывать Ракель, как он побеждал дерево, Брадко начал остругивать палку. Когда по всей длине она стала одной толщины, он проделал на концах палки ложбинки и, согнув ее, натянул на них бечевку.
– Лук! – Восхищенно воскликнул Марко. – Как у Робина Гуда!
– Точно, лук. – Сказал Брадко и отдал его внуку. – Не кружись без толку. Поди поищи хворостин. Я тебе стрел настрогаю.
Марко показывал Ракель лук. Он сам отдал его ей, посмотреть, и теперь с нетерпением ждал, когда она вернет ему новую игрушку. Получив лук обратно, Марко бросился искать материал для стрел. Старик умиленно смотрел вслед Марко, а Ракель следила за его лицом, удивительным образом, притягивающим к себе ее внимание. Она не смогла бы объяснить даже самой себе, что так сильно привлекало ее в этом старом, простом человеке, что заставило ее пойти и остаться вместе с ним все это время. Теперь ей казалось, что она осталось бы с ним так долго, как только он пожелает. Его присутствие здесь, рядом с ней, дарило покой, о котором она успела позабыть за долгие месяцы войны.
Послышались чьи-то шаги. Ракель обернулась. К ним приближались несколько человек в военной форме: двое были в голубых касках НАТО, один в берете сербской армии. Ракель растеряно посмотрела на Брадко, тот придвинул карабин ближе к себе.
– День добрый, – останавливаясь возле старика, сказал серб. Он наступил на карабин ботинком и вызывающе посмотрел Брадко в глаза. – Спокойно старик. Мы просто хотим проверить документы.
Брадко, сохраняя спокойствие, достал из-за пазухи документы, но руку от оружия не убрал. Ракель, последовав его примеру, достала из сумки паспорт и протянула офицеру. В этот момент она увидела Марко, он с охапкой хвороста приближался к ним и за своей ношей не видел, что происходит на поляне. Остановившись рядом с дедом, он бросил хворост на землю и только теперь увидел военных. От неожиданности и от испуга он замер на месте.
– Ребенок с вами? – Поинтересовался офицер, возвращая Ракель паспорт.
– Это мой внук, – ответил Брадко.
– Хорошо, – сказал офицер. – Свидетельство о рождении?
Брадко, не вставая, подал ему документы, свои и Марко. Марко сначала спрятался за спиной деда, а когда офицер потянулся за документами, бегом бросился к Ракель. Забрав документы, офицер стал их внимательно изучать. Остальные военные молча наблюдали за рукой старика, лежащей на карабине. Офицер кивнул на оружие.
– Разрешение на ношение есть?
Брадко достал разрешение. Офицер изучил документы и, возвращая их, сказал.
– У вас через два дня заканчивается регистрация. Чтобы продлить ее, вам надо обратиться в комендатуру.
– Мы с внуком уезжаем сегодня ночью.
– Автобусом?
– Да. – Брадко уже порядком надоел этот назойливый солдафон.
– В таком случае, перед посадкой на автобус убери оружие в багаж. – Сказал тот, склонившись к самому лицу Брадко, после чего повернулся к остальным патрульным. – Ok, boys. Let’s go.
Когда они отошли достаточно далеко, Ракель дрожащим голосом произнесла.
– Вы так смело с ним разговаривали. А я перепугалась до смерти.
– Бояться нечего. – Успокоил ее Брадко. – Возможно, что в настоящий момент, это самый безопасный район в городе. Кто станет соваться туда, где столько военных? И пока они здесь, поверь, нам ничего не угрожает.
Брадко снова налил раки и подал Ракель. Не противясь, она приняла рюмку и тут же выпила. Горечь напитка исказила лицо, но она отказалась от предложенного морса и, возвращая Брадко рюмку, попросила.
– Налейте еще.
Старик улыбнулся, видя, как Ракель борется с неприятным ощущением, и вновь наполнил рюмку. Марко осторожно, будто хотел, чтобы Ракель этого не заметила, выбрался из ее объятий и вернулся к хворосту, выбрать самые лучшие хворостины для стрел. От очередной рюмки Ракель в конец захмелела. Взгляд ее сделался дерзким и обжигающим. Глядя Брадко прямо в глаза, она, было, собралась что-то сказать, но, встряхнув головой, одумалась и лишь произнесла.
– Господи, я так напилась. В жизни не была такой пьяной.
Щеки ее зарделись румянцем, а хмельные глаза отражали, просачивающиеся сквозь деревья, лучи алого закатного солнца. Брадко, не скрываясь, любовался ею. Он думал, что будь он самую малость моложе, уж не упустил бы такой огонь-птицы.
– Дед, я принес, что ты велел. – Сказал Марко, давая Брадко самые прямые и толстые хворостины. – Ты сделаешь мне стрелы?
– Конечно. Давай их сюда.
И Брадко снова принялся строгать, отгоняя прочь постыдные мысли. Но изредка поднимая взгляд он видел, что Ракель неотрывно смотрит на него, склонив голову и улыбаясь. В ее взгляде был виден вызов. И еще испуг, скрывающийся за хмельным возбуждением.
Солнце совсем склонилось к горизонту, и начало смеркаться. Ветер стал свежее. Ракель позвала Марко, играющего в Робина Гуда, и одела его в высохшие вещи. Марко не терпелось вернуться к игре, и он все время вертелся. Когда процедура одевания была завершена, он вырвался из рук Ракель и вновь принялся метать стрелы в старый каштан, представляя, что это башня заколдованного замка. Ракель смотрела на малыша, и на глаза, от чего-то, наворачивались слезы. Сзади подошел Брадко и накинул ей на плечи свой пиджак. Ракель обернулась к нему.
– Уже почти девять, – сказал он. – Скоро комендантский час.
Сама дивясь своей смелости Ракель прижалась к нему и с облегчением почувствовала, что он ее обнял.
– Ничего, – сказала она. – Я живу совсем близко. – Она слушала, как бьется его сердце. – Мне давно не было так хорошо.
– Ты просто устала, Ракель. Все будет хорошо. Завтра ты поедешь к сестре. Там ты будешь в безопасности.
– Почему все всегда складывается не так, как хотим мы? Я ведь никогда не хотела отсюда уезжать. А теперь тем более. Зачем?
– Это жизнь, Ракель. Она сочится сквозь нас. На хорошее всегда остается слишком мало времени. Но оно есть, и надо быть благодарным за это.
– Я ведь могу никуда не ехать. Могу поехать с вами.
– Перестань. Эта война еще неизвестно когда и чем закончится. Была бы у меня возможность, увезти отсюда Марко, я бы непременно это сделал. Так неужели ты думаешь, я не воспользуюсь возможностью увезти отсюда тебя. Ты должна поехать к сестре, хотя бы ради нас. Договорились?
– Хорошо, – улыбнулась Ракель. – Но не гони меня сейчас. Ладно? Я что-нибудь придумаю. В конце концов, дам солдатам деньги, они проводят меня до дома.
Брадко ничего ей не ответил и лишь чуть сильнее прижал к себе.
(4)
