Биография детство Жуковского

На заре XIX века читающей России был открыт незнаемый ею дотоле мир чувств, настроений, признаний.

Задумчивая и нежная лирическая речь полилась, словно музыкальная мелодия, завораживая ритмами, звуками, светлой и тонкой грустью, исходящей из самых глубин души. Певец пел о тайных узах, скрепляющих землю с небом, людей друг с другом, о своих страданиях, о не покидавшем его томлении по счастью, о превратностях судьбы. А потом в его новых произведениях — балладах — возникли фантастические существа, черти и ведьмы, призраки, угрожающие и бесцеремонно вмешивающиеся в судьбу людей. Все это выглядело необычно по сравнению с предшествующей поэзией — государственным, общенациональным пафосом Ломоносова, обличительными и грандиозно-космическими философскими одами, конкретной «вещностью» образов Державина и мягкой, несколько расслабленной чувствительностью Карамзина.

Вместе с тем певец выступал прямым наследником этих поэтов. Вслед за ними он смело и решительно преобразовывал поэзию, создавая лирику человеческой души. Если Державин ввел в оду автобиографические черты:

А я, проспавши до полудни,

Курю табак и кофе пью... —

то новый поэт большей частью отказывался от биографических и социальных примет и раскрывал чувства человека вообще. Несравненно богаче и многограннее предстала в его творчестве эмоциональная жизнь чувствительной и романтически настроенной души. Воспевая патриотизм, добро и другие нравственные ценности, поэты XVIII века, как правило, подчеркивали их «всеобщий» смысл. Пришедший им на смену певец по-иному взглянул на мир, теснее слил его с личным душевным опытом и тем самым раздвинул границы поэзии.

Это был переворот величайшего масштаба и значения, определивший последующую судьбу отечественной словесности. Итоги его лаконично подвел Белинский, сказав, что России была открыта «Америка романтизма», а первопроходца материка — Василия Андреевича Жуковского — критик сравнил с Колумбом.

Родился Жуковский вдали от обеих столиц, в глуши Тульской губернии, близ города Белева, в селе Мишенском 29 января 1783 года. Ребенок рос чувствительным, нежным, внутренне сосредоточенным. Природа наделила его чутким сердцем и большим умом, но он сразу же оказался в двусмысленном положении. Его отцом был богатый помещик Афанасий Иванович Бунин, а матерью — пленная турчанка Сальха. К счастью, жена Бунина — Марья Григорьевна — отнеслась к мальчику по-матерински. Однако судьбу ребенка нужно было как-то определить: ведь формально он считался незаконным. Дворовые дразнили его «турчонком». Бунин приказал своему приживальщику бедному дворянину А. Г. Жуковскому усыновить мальчика. Но и причисление к дворянству не могло отменить или сгладить неясности пребывания Жуковского в доме отца.

На последующее нравственное самосознание Жуковского пережитое в детстве оказало несомненное влияние. Будущий поэт, рождение которого было, наконец, узаконено, посчитал, что в жизни надо опираться только на установленный порядок, и отверг идею социального бунта. Сам же порядок, полагал он, предопределен не столько преходящими обстоятельствами, сколько общими законами мироздания, написанными на небесах. Так возникает и оформляется характерный для Жуковского фаталистический взгляд на мир. С ним уживается и отчасти из него проистекает убеждение в том, что социальное — временная оболочка, скрывающая подлинную суть человека — его душу. На первый план в мироощущении Жуковского выдвигается принцип человечности. Нравственная значительность, подлинная ценность человека состоят не в богатстве, связях, социальном происхождении и принадлежности к сильным мира сего, а единственно в их духовности, в их благородных, высоких чувствах и мыслях. Они покоятся не в области материального, а в сфере идеального, но проявляются во вполне реальных человеческих поступках, отношениях, помыслах. Они, наконец, диктуются высшими, по представлению Жуковского, «божественными» законами, которые овладевают душами людей, но в земном общежитии могут искажаться. Однако их свет постоянно видим: в бескорыстной дружбе, любви, в чистых гражданских и патриотических подвигах, в беззлобной шутке и озорной фантазии, в порывах вдохновения и самопожертвования. И если все-таки действительность не являет собой безупречного примера нравственной одухотворенности, то это еще не значит, что такого идеала не существует вовсе. Напротив, он есть. Только он скрыт за пределами «этой», земной жизни. Поэтому подлинное содержание человечности как идеи составляет неутолимое, неиссякаемое томление по совершенству, стремление дальше и ввысь. Не столько даже достижение идеала, сколько именно порыв к нему, горячая жажда гармонии. В этом, по мысли Жуковского, вполне выказывается истинная цель человеческого существования на земле: оно состоит в обретении гармонии с природой, с людьми. Следовательно, путь к нему заложен в самом человеке и зависит от того, насколько он воспитает в себе духовность, самоусовершенствуется, отринув заботы о материальном благе, и как глубоко он поймет, что счастье — внутри него, его личное достояние, даруемое его собственной внутренней свободой, очищением его духа от всего наносного и постороннего.

Жуковский с детства отличался повышенной эмоциональностью, и поэтический строй его души проявился очень рано.

Гуманное мироощущение Жуковского, которое впоследствии отразилось в его творчестве, сложилось, конечно, не сразу, но совершенно ясно, что не последнюю роль тут сыграли драматические события его жизни в родовом гнезде.

Подросшего мальчика, который уже в семь-восемь лет начал сочинять, а в двенадцать написал «историческую» трагедию «Камилл, или Освобожденный Рим», повезли учиться сначала в Тулу, в частный пансион X. В. Роде, а затем.— после тульского народного училища — в Москву. В Московском университетском благородном пансионе Жуковский особенно подружился с Андреем Тургеневым и верность ему пронес через всю жизнь. Ранняя смерть А. Тургенева и душевная болезнь другого близкого приятеля — С. Б. Родзянко — не раз оплакивалась Жуковским в его стихотворениях (например, в «Сельском кладбище», «Вечере»).

Потеря друзей юности научила Жуковского смиряться с утратами сердца, хранить память о любимых им людях. Поэт верил, что сродные души, как и их мысли и чувства, не умирают и навечно остаются с живыми, они только на время становятся для них незримыми. Жуковский не переставал надеяться на предстоящее свидание с ушедшими в будущем, за пределами земной жизни. Религиозная окрашенность его мечты слита с возвышенными представлениями: неизбежная горечь расставания воспитывает человека, морально закаляет его и делает чутким к страданиям.

В Московском благородном пансионе Жуковский встречается и с другими молодыми людьми, составившими вместе с ним в 1801 году, в год окончания пансиона, Дружеское литературное общество. Интересы Жуковского к тому времени окончательно определились. Он — поэт. Словесность — его призвание. Юноша изучает европейскую литературу, переводит и печатает несколько произведений — в стихах и прозе. Окончив учебное заведение, он поступает ненадолго в Московскую контору соляных дел, но затем уезжает в Мишенское.

Источники:

• Жуковский В. А. Эолова арфа: Стихи/Составл., предисл., примеч. и словарь В. Коровина; Рис. Г. Волхонской. — М.: Дет. лит., 1980. — 254 с.

Аннотация: В книгу включены избранные лирические стихотворения, баллады и повесть в стихах замечательного поэта и переводчика XIX в. Василия Андреевича Жуковского.