Произведения Крылова, помещенные в «Зрителе» и «Санкт-Петербургском Меркурии» («Каиб», «Ночи», «Похвальная речь в память моему дедушке» и др.), во многом продолжили и углубили сатирические'' мотивы «Почты духов».
Острой сатирой на самодержавие является «восточная повесть» «Каиб» (1792 год). В ней под весьма прозрачным «восточным» покровом заключена была едкая насмешка над порядками екатерининского царствования. Повесть «Каиб» впоследствии была отмечена Белинским как «необыкновенно меткая и злая» сатира. В образе самого Каиба, восточного калифа, дан язвительный портрет «просвещенного» государя, в сущности являющегося типичным деспотом.
Достаточно перечислить «визирей» Каиба, чтобы убедиться в смелости сатиры Крылова. Таковы Дурсан — «человек больших достоинств», главное из которых то, что «борода его доставала до колен»; Ослашид — «верный мусульманин», обладатель белой чалмы, дававшей ему право «на большие степени и почести»; Грабилей, который хотя и был сыном чеботаря, ио, поступив на «приказную службу», сумел «развернуть свои способности» и стал «одним из числа знаменитейших людей, снабженных способами утеснять бедных».
Да и сам калиф, кичащийся своей просвещенностью, правит, согласно им самим высказываемому принципу: «... для избежания споров, начинал так свои речи: «Господа! я хочу того-то; кто имеет на сие возражение, тот может свободно его объявить: в сию ж минуту получит он пятьсот ударов воловьею жилою по пятам, а после мы рассмотрим его голос». Здесь можно видеть ядовитый намек на лицемерие самой императрицы, прикрывавшей свои деспотизм лживыми фразами о соблюдении законов.
Демократические симпатии Крылова сказались и в его враждебном отношении к дворянскому сентиментализму. Он высмеивал приукрашивание жизни и чувствительность сентименталистов, подменявших правдивое изображение пасторальной идиллией. В повести «Каиб» Крылов иронизирует над калифом, который отправился познакомиться с «сельскими жителями». Думая увидеть «блаженную жизнь» крестьян, о которой он читал в идиллиях и эклогах, Каиб вместо того встретил «запачканное творение, загорелое от солнца, заметанное грязью». Пастух не только не играл на свирели, но, голодный, размачивал черствую корку, а его жена ушла в город продавать последнюю курицу.
Не менее резко критикует Крылов и провинциальное дворянство. В «Похвальной речи в память моему дедушке» (1792 год), занимающей выдающееся место в русской сатире XVIII века, Крылов рисует типический портрет провинциального помещика. Это невежественный деспот и пьяница, который проводит все время в псовой охоте и разоряет своих крепостных непомерными поборами и барщиной. «Похвальная речь» написана как ядовитый «простодушный панегирик», своей манерой предвещая гоголевскую сатиру.
В сатирических фельетонах и повестях Крылов резко выступал против дворянства, с иронией говоря о том, что лишь «богатые одежды», «прическа», «грамоты предков», ливреи слуг и экипажи делают этих праздных и бесчестных тунеядцев «блистательными особами». В «Мыслях философа по моде...» (1792 год) он высмеивает эти дворянские претензии: «С самого начала, как станешь себя помнить, затверди, что ты благородный человек, что ты дворянин, и, следственно, что ты родился только поедать тот хлеб, который посеют твои крестьяны, — словом, вообрази, что ты счастливый трутень, у коего не обгрызают крыльев, и что деды твои только для того думали, чтобы доставить твоей голове право ничего не думать».
Политическая обстановка тех лет становилась все более напряженной. Помимо внутренних причин, здесь сказались и события Французской революции, отзвуки которых доносились и до невских берегов. Правительство настороженно следило за печатью, принимая меры к подавлению нараставшего недовольства. Новиков томился в Шлиссельбургской крепости, Радищев был сослан в далекую Сибирь. Репрессии коснулись и Крылова с его друзьями. По приказу императрицы в мае 1792 года в типографии «Г. Крылова с товарыщи» был произведен обыск. Искали не дошедшее до нас «сочинение» Крылова «Мои горячки», ставшее известным полиции, видимо, в силу своего крамольного содержания. Рукопись этого произведения Крылова до нас, однако, не дошла. После обыска и допроса за ним и Клушиным установили полицейское наблюдение. Вскоре после этого издание «Зрителя» пришлось прекратить. Вместо него в1793 году вышел новый журнал — «Санкт-Петербургский Меркурий», в котором издатели заняли более осторожную позицию. Flo и это не помогло: журнал был передан в другие руки, а Крылов оказался вынужденным уехать на несколько лет из столицы в провинцию, скрыться с глаз императрицы, надолго прервать свою литературную деятельность.
Источники: