Образ и характер русского крестьянина в рассказах

Прекрасны, загадочны жизнь и природа. Но не менее загадочен сам человек. В десятые годы XX века Бунин особенно пристально присматривается к русскому крестьянину, к при-чудливым сплетениям темных и светлых сторон его души. Откуда, например, взялась героическая, сверхчеловеческая сила у хилого («в чем душа держится?») шорника Ильи («Сверчок»), который ночью несет сквозь мороз и туман умирающего, а потом мертвого сына (к тому же, видимо, неродного) — и не погибает сам лишь потому, что «не до смерти» ему? Воспоминание об этой ночи горестно освещает всю его жизнь, однако оно же и придает ей смысл. Но живут на земле и другие, сумрачные и тупые мужики, вроде Авдея Заботы, который благодарен судьбе за то, что она не послала ему ни единого события в жизни («Забота»). Он ли сам виноват в том, что так уродливо влачатся его дни, или в том повинны уродства российской жизни? — как бы спрашивает Бунин. И дальше, за пределы России, выходят его мысли и чувства. Носит земля на себе племя неких безымянных, безликих и бездуховных «господ» — хищников в цивилизованной оболочке, посвятивших жизнь наживе и подчинению беззащитных. Так и не успевшие за все годы задуматься над собственным бытием, под старость, однако, решают они наконец «приступить к жизни», жизни в своем понимании, то есть купить за деньги те наслаждения, которые она может им предоставить. Но на что им красоты мира? Осквернители земли, поработители слабых, неспособные к человеческим чувствам — они расплачиваются за это ранней старостью, пресыщенностью, равнодушием. «Мы все, — коммерсанты, техники, военные, политики, колонизаторы, — мы все, спасаясь от собственной тупости и пустоты, бродим по всему миру и силимся восхищаться то горами и озерами Швейцарии, то нищетой Италии... и вот только здесь, на земле древнейшего человечества, в этом потерянном нами эдеме (на Цейлоне. — А. С.) о который мы называем нашими колониями и жадно ограбляем, среди грязи, чумы, холеры, лихорадок и цветных людей, обращенных нами в скотов, только здесь чувствуем в некоторой мере жизнь, смерть, божество», — так, устами англичанина в рассказе «Братья», клеймит Бунин сильных мира сего. И смерть их, должно быть, так же не возбудит ни в ком сочувствия, а лишь брезгливый страх, как смерть господина из Сан-Франциско... Бунин не удостаивает этих безымянных статистов даже намеком на какое-либо подобие внутренней жизни. Зато он не жалеет красок на изображение мира внешнего, вещного, в котором живет это буржуазное общество. Он презрительно выписывает каждую мелочь, все эти, отмеренные щедрой рукой мира вещественного, порции пароходной, отельной и прочей роскоши, являющие собою истинную жизнь в их понимании. Писатель страстно утверждает недостойность жизни этих «господ» на земле. «Я с истинным страхом смотрел всегда на всякое благополучие, — писал впоследствии Бунин, — приобретение которого и обладание которым поглощало человека, а излишество и .обычная низость этого благополучия вызывали во мне ненависть...»

Своего апогея обличительный гнев писателя достиг в маленьком рассказе «Старуха» (1916). Все «бунинское» как бы спрессовано и явлено в нем с такою поэтической силой и стра-стностью, что если бы Бунин написал только один этот рассказ, его можно было бы, причислить к классикам русской литературы. Всего на трех печатных страницах Бунин дал Россию зимы 1916 года. Идет кровопролитная мировая война, унесшая в могилу четверых сыновей безвестного уездного караульщика; в деревнях — голод и нищета; в столице же — «разливанное море веселия»: «цвет» искусства услаждает слух, зрение и нервы бездумной публики; в захолустном городишке пожилой учитель корпит над тщетой — отвлеченным теоретическим сочинением. И лишь одна жалкая, никому не нужная старуха, безутешно оплакивающая свою никчемную жизнь, оказывается, сама того не ведая, самым естественным существом в этом безумном мире, в котором нарушена гармония и здравый смысл. Сколько щемящего сострадания к безымянной старухе, как бы олицетворяющей для Бунина Россию, находящуюся, как он считал, на краю бездны, вложено в этот рассказ! Он — как бы итог, последняя точка перед роковым жизненным поворотом — разрывом с родиной.

Бунин И.А. Рассказы. М., «Худож. лит.», 1978. 351 с. (Классики и современники. Русская классическая литература).

В настоящее издание вошли лучшие рассказы Ивана Алексеевича Бунина. (1870—1953): «Антоновские яблоки», «Маленький роман», «Худая трава», «Господин из Сан-Франциско», «Легкое дыхание», «Бернар» и др.