В погоне за ускользающей жизнью, я мчусь, сломя голову, круша на своем пути все, абсолютно все. Спотыкаясь о встречные камни да бугры, исцарапав приговоренное ко мне пожизненно тело в бесконечных дебрях и терновниках, я блуждаю среди руин прошлого, в тщетных попытках высвободиться из-под массивных, сдавливающих грудь глыб неудач и несостоявшегося счастья. Где тот, кто спасет меня, указав верный путь? Даже нить Ариадны, в прошлом неоднократно оказывающаяся для многих спасительной, сегодня вряд ли поможет мне выбраться из заколдованного лабиринта, в который я загнан в результате реального уклада жизни. Не распознавая света, испытывая муки кислородного голодания, я стойко и самоотверженно продолжаю свой крестный ход, но, не сея смерть и разрушения, как некогда с именем Христа на устах армия крестоносцев, а в попытке возродить первозданную прелесть бытия, собирая по крупицам уцелевшие в страшной действительности семена добра и красоты. Грифы непозволительно низко кружат надо мной, всякий раз замирая, при виде моего очередного падения. Похоже, они испытывают неописуемое наслаждение от лицезрения страданий и тщательных попыток выжить человека, фактически лишившегося сил. Еще бы, ведь я на данном этапе, ни что иное, как потенциальная добыча, пища, так сказать. Удастся ли мне избежать свидания с их цепкими когтями?
Глядя на этих поедателей падали, я непроизвольно сравниваю их со смертью. Да, я предполагаю, что смерть вполне может походить на грифа, с той лишь разницей, что она предпочитает лично настигать жертву, и, разорвав ей сердце, наслаждаться вкусовыми качествами теплой струящейся крови. Передо мной встает картина трупного разложения, и разлагающаяся не кто иная, как сама жизнь.
Мрачные мысли притягивают собой мрачные происшествия. Но, как это не парадоксально, и светлые, полные надежд и оптимизма, приводят к тому же результату. Даже если предположить, что мне удастся-таки собрать в охапку ростки жизненного великолепия и с бесценной ношей в руках отыскать тропинку к выходу, это отнюдь не является гарантом того, что в дальнейшем мне предстоит вдыхать благоухающий аромат любви и красоты, возросших на безграничных и бескрайних просторах добра и милосердия. Тогда, как же быть? Свернуть и позволить загниванию овладеть всем жизненным естеством, или же продолжать путь, не будучи уверенным в конечном положительном результате?
Дотянувшись до звезды
Молодой, полный сил, переполненный амбициями, жаждой славы и признания юноша, подняв глаза к небу, выискивает и облюбовывает наиболее удачную, перспективную на его взгляд, звезду. Очень скоро простого лицезрения становится мало, и юноша решает дотянуться до неё. Он тянет ввысь руку, растягивается до невозможного, преодолевая жесточайшую боль, и, наконец, достигает желаемого и хватается за любимую мертвой хваткой. Захлёбываясь от нахлынувшего счастья, весь из себя довольный, он оглядывает мимолетным взглядом свою неимоверно растянувшуюся сущность и хохочет, содрогая своим диким хохотом небеса. И тут, нечаянно, взгляд его замирает на лице, отобразившемся на гладкой звёздной поверхности как в зеркале, и… юноша с ужасом понимает, что лицо его стало дряблым, корявым и морщинистым, как впрочем, и всё тело. Потрясённый и обескураженный, он выпускает недавно столь желанную ему звезду из рук и та с сумасшедшей скоростью падает и с грохотом разбивается.
Вот так всегда. Пока рука, тянущаяся к славе, достигает конечной цели, быстротечная жизнь не медлит и успевает достичь своего логического завершения.
Совет фаталиста
Рецепт долголетия – жить, ничего не желая, ни на что не надеясь, ни во что не веря. Признаться, малорадостное существование, зато стабильное. Правда, такая перспектива безальтернативна, однако она менее болезненна, нежели душевная боль, поражающая сущность в результате краха надежд.
Когда воздвигнутая по всем правилам, с соблюдением пропорциональности, с учетом земного вращения и притяжения, стена рушится – каждая глыба, всякий камень и даже кирпичик ставит перед собой цель непременно грохнуть тебя по голове. И будь ты Самсоном, будь Ахиллесом, тебя вряд ли что спасёт. То дорогое, то самое ценное, благодаря чему человек обретает крылья души – оказывается раздавленным, захороненным под руинами. И вряд ли возможно что-либо восстановить.
(0)
