Почему правду называют грубостью?
Почему так тяжело жить честному человеку,…
и так легко – лживому?..
Почему, почему именно честного мучают угрызения совести из-за сказанной правды, а лживого – из-за недосказанной лжи?..
Так и хочется ответить – ПОТОМУ ЧТО.
Потому что потому.
*_*
Всю свою жизнь основав на борьбе за правду, я… я начинаю опускать руки, потому что просто не успеваю латать свою душу, своё сердце и тело.
Вот я здоровой рукой зажимаю горячую рану на левом боку, пропуская сквозь сломанные пальцы рваную, рывками выдавливающуюся кровь. Да и рука здоровая только относительно. Относительно второй, которая, опасно раскачиваясь, страшно болтается на нитке сухожилий, синея и голубея на фоне осеннего мягкого неба. Криво улыбаюсь разбитыми губами, сверкаю нетронутыми алыми кольями зубов, ухмыляюсь двумя ручейками кровушки, сбегающих из уголков рта. Тоскливо взираю глазами старого бассета. Рухнув на почти голые колени – кости – пытаюсь убиться о мягкую, тёплую, как рука мамы, родную и усталую землю. Она поднимает меня на ноги. Подождите, сейчас, сейчас я раскачаю руку, чтобы отбросить со лба волосы, обжечь вас молниями моих старых глаз и рассказать…
Лена захлопнула свой розовый телефон и зло бросила:
- Идиот, блин…
Она немного груба, не так ли?
Её кузина Кристина, этим летним тёплым и свободным в своей безмятежности вечером первого июня гуляющая с ней в придомных окрестностях, спросила с известной долей любопытности:
- Ну, что он?..
- Что, что…Сашка!! Встретиться, знаешь ли, хочет!.. Додумался! Вспомнил!.. Полгода не общались!.. Козёл!!! Да пошёл ты!!!
- Тише, тише, ты что так кричишь?
- Да просто злости не хватает…
Лена опустила глаза, а потом рывком, гордым, отчаянным рывком подняла голову и, сощурившись на замечательно закатное Солнце, едко выплюнула:
- Надо будет – найдёт. Сил моих больше на него нет.
Всю дорогу до дома – а это минут пять – и ещё полчаса около собственно дома они обсуждали этот неожиданный звонок от парня, которого Лена постаралась забыть. Которого она дико, до изнеможения любила. И который не заслуживал ни йоты её любви.
- И морда как у осла, - этой фразой Лена поставила точку в разговоре, и сестры, наконец, разошлись.
Грубо?.. О, да, несомненно. Но никто же от её грубости не страдал. Только она сама и страдала от своей голой и ничем не прикрытой правды.
В тот вечер не было сказано ни слова о ночных посиделках вместе с Кристиной над кружкой чая и морем Лениных слёз. Не прозвучали те щемяще лиричные стихи, которые она написала в честь этого самого парня. Не резали слух те песни, которые просто спасли её теми лютыми зимними ночами, когда она лила слёзы, воя от бессилия, воя от своей заново открытой правды, крича от боли, от осколка розовых стёкол разбитых очков, который вонзился ей прямо под сердце. В левый бок.
Почему, почему чужая правда ломает мою жизнь, а моя истина – меня?..
АХххххх….!
Трррр….рр.. я вертолёт. Рука вертится на сухожилиях, как одиночный пропеллер. Что?.. Я смешно прыгаю?.. Я просто пытаюсь не потерять свою правую конечность, иначе как же я буду утирать ей кровь со рта, чтобы и дальше рассказывать вам о том, что…
-Есть у вас что-нибудь вкусненькое? – Марсель, изображая пищевой поисковик, хищно рыскал взглядом по полкам пинала.
Оглянулся на стол. Посмотрел на плиту и маму около неё, мама что-то куховарила. Но пока не вкусненькое. Оглянулся на стол. На меня. На маму. На стол. Потом на пол. Вздохнул.
Устал парень. Мой старший брат Марсель заехал с работы к нам и жаждал обеда и чего-нибудь вкусненького. Где же искать искаемого, как не в родном доме?..
Он снова оглянулся на стол. Посмотрел на маму. Мама на меня. В воздухе пролетел знак вопроса.
- Да нет у нас ничего вкусного…
Мама сомневалась.
- Как это нет?.. А конфеты? – я, как всегда, рубила с плеча правду-матку.
- А, да, там же конфеты! – мама благодарно посмотрела на меня.
Я поднялась с кресла, подошла к книжному шкафу, достала из спрятанной коробочки пару конфет, потом, уступая просьбам брата, ещё одну.
Марсель повеселел, пошёл на диван к конфетам и Мурзику. Конфеты и Мурзик. Мама и я. Марсель и диван. Мы все были рады друг за друга. Мурзик урчал, Марсель ел, мама тепло улыбалась, диван задумчиво молчал, а я закидывала его и брата с котом дополнительными порциями конфет.
- Хорошие конфеты… «Коркунов»…
-Да, это мне Женя подарил.
- Женя?..
Я, чувствуя, что не могу больше молчать, что не выдержу новых расспросов о нём, решила сказать правду:
- Знаешь, я хочу с ним расстаться.
В комнате повисло молчание. Только шипела плита, что-то зудел телевизор. Мама выжидающе замерла, склонившись над столом и ножом. Я смотрела вдаль. Брат хмурился и смотрел в стол.
Вам, конечно, ясен весь последующий разговор. Что, почему, зачем. Давайте представим всю последующую нашу речь в виде шипения, в виде помех, какие бывают в телевизоре… И вот среди всей этой словесной шелухи выскальзывает одна моя фраза:
- …..пшшшпшшш….я не люблю его…пшшшшпшшшшш…..
Всё. Я хотела этими словами обрубить разговор, но Марсель… после обеда ему хотелось поговорить.
- Какая может быть в ТВОЁМ возрасте любовь?.. Ты ещё ребёнок, ты ещё не знаешь, что такое любовь. Может быть только симпатия, влечение…
Конечно, на это я не могла не возразить. Я упорно твердила, как молитву, одну фразу:
- От возраста это не зависит.
- Зависит! Дети не умеют любить. Это должно быть зрелое, взаимное чувство.
И так далее.
Мама поддакивала, но потом сказала:
- А я вот в своей жизни никогда не любила. Ты прав, Марсель, в наше время женились по необходимости, а не по желанию.
И тогда я, глупый ребёнок с нелюбящим сердцем, смотря в полуслепое кухонное окошко, изрекла:
- Значит, любви нет совсем. Дети не умеют, у взрослых не получается.
Мой голос ломался и крошился, глаза слезились и закрывались, душа сжималась в комок, а сердце… сердце ухнуло куда-то вниз. В голове билась одна мысль… Ведь неправда же!.. Неправда. Что я говорю?
- Да, я так считаю – любви нет совсем!.., - Марсель подошёл к нам с мамой, - все живут по расчёту, из-за симпатий, из-за привычки, но любви в нашем мире нет.
Боже мой, сама практичность.
- Любовь была, есть и будет всегда!
Я ушла к себе в комнату.
Почему чужая правда зачастую оказывается ложью?
И где правда в этом случае?
Права мама, уже взрослая, так и не испытавшая волшебного чувства любви. Но… если мы чего-то не видим или не ощущаем, это не означает, что этого нет. Да найдёт ищущий.
Прав Марсель, уже, к сожалению, взрослый, расчётливый и чёткий Марсель. У тебя впереди вся жизнь, брат мой. Ты ещё будешь молодеть, и из твоих глаз пропадёт страшная, чего-то ищущая тоска.
Права я, убивающая чужую любовь ради собственной. Я не знаю слово «нравится». Я – максималистка и уважаю только абсолют.
Правд всегда три. Моя, твоя и его.
Кап.
Кап-кап-кап.
Я плачу кровавыми ручейками слёз, вспоминая об этом.
Ах, извините я отвлеклась. Сейчас, подождите, сейчас я посмотрю, как алеет, набухая от моей крови, земля, и…
Есть во мне какой-то аппарат, не позволяющий мне врать.
За полугодовые отношения с ним я ни разу не сказала эту дышащую жизнью фразу: «Я люблю тебя».
Не врать.
Не скрывала сама от себя, что не разговаривать с ним хочется, а целоваться.
Не врать.
Но я искусала себе в кровь губы, расцарапала отчаянным движением глаза, странно дергалась и вырывалась, когда он пытался обнять меня. Почему?
Потому что я люблю. Но не его.
Правда рушит мою жизнь. Но раз так, раз эта бренная чёртова жизнь не может основываться на правде, раз она дрожит и трясётся от неё- да пусть и сгинет тогда.
*_*
Забавно.
Дует мягкий осенний ветер, листьями затыкает мои кровоточащие раны…
Ай-яй-яй… Заражение же будет.
Полуоторванная рука смешно болтается и колышется, рваная одежда отчаянным криком чайки хлопает на ветру.
Я безучастно стою, хрипя и надсадно дыша, роняю на землю пересоленные капли алых слёз, потеряв за этот тяжёлый рассказ почти все силы, я вот уже скоро рухну и совсем не встану, но у меня есть немного времени подумать…
Почему правду называют грубостью?
Почему от правды страдают те, кто за неё борется?
-Арина, чеши уже давай отсюда! – сказала я полушутливым тоном своей однокласснице, больше даже – подруге, стоящей и, по сути, мешающейся на отметке тридцати метров, куда мы метали мячик и куда направлялась я, чтобы подбирать мячи за Аней.
- Лена! Почему ты мне постоянно грубишь!.. То дура, то ещё что-нибудь!..
Я открыла рот, чтобы объяснить ей, но… Я поняла, что она меня не поймёт. Не примет моей правды. Я просто стояла и смотрела слезящимися не от ветра глазами в её тоже блестящие непонимающие глаза.
- Мне же обидно! – Арина отвернулась от меня.
Я нелепо стояла и тупо смотрела ей в спину, тихо бормоча о том, что мне тоже обидно.
Удар плетью по сердцу.
Я посмотрела на небо и подумала:
«А что, если врать?
Если жить жизнью миллионов? Что тогда?
И Арина будет всегда счастлива, думая, что весь мир состоит из розовых котят и бездумного флирта.
И я не буду с ним расставаться, мы с ним даже поженимся, а на двадцатипятилетие нашей свадьбы съедим подгнивший виноград, опустим шторы и уснём.
И Марсель будет мною доволен.
И закрутится, завихрится жизнь, улыбаясь гадюкой лжи, сверкая изумрудинами подлых глазёнок.
А однажды всё надломится, распылятся в никуда души, и жизнь – такая подленькая и гаденькая жизнь – также подло и кончится.
НЕТ!!!!!!».
Я пойду по другому пути.
По невыносимо тяжёлому пути правды…
По пути возрождения.
- Арина, постой!.. Иди сюда… Извини. Прости меня.
Она улыбнулась и приготовилась ловить мяч. Моя фраза о том, что у меня «просто депрессия» ненужно повисла в воздухе.
Жизнь, основанная на лжи, обречена на гибель.
Жизнь, основанная на правде, обречена на гибель.
Вот только гибель – феникса. После каждой смерти последует возрождение.
Шшшуууух!..
Я сделала себе ручкой. Рука, кружась в вихре огненного ветра, помахала мне на прощанье и куда-то свободолюбиво улетела. Умница. Вся в меня.
Я горю!..Языки пламени охватывают меня всю, обжигают старые раны, слизывают потоки крови, заставляют страшно улыбаться и кричать…
Я сгорю в эту субботу. Я умираю в борьбе за свою священную правду.
Я умираю за свою любовь.
Ждите меня в воскресенье, ждите обновлённую, ждите счастливую, ждите с мягким осенним ветром в волосах и воскрешающим огнём в старых глазах. Ведь сгорает всё, кроме глаз. В них – моя жизнь, в них – моя боль, в них- моя любовь.
Пусть правду называют грубостью!.. Мне, маленькому костерку всепоглощающего пламени абсолютной любви, на это, проще говоря, чихать.
Счастливо раскинув руки и закрыв глаза, я спокойно отдаю своё покалеченное и усталое тело на волю ветра, пеплом разношусь по осенней земле, сажей лечу в синь бесконечного неба.
И мягко холодит волосы дух уходящего дня.
И мягко вздыхает старый бассет, что-то высматривая своими тёмными глазами в острой вышине неба, отражая ими бешеные языки возрождающего пламени.
Я, 16. сент., 2008 год.
(5)
