Там имена хранят немые плиты.
В какую пору ты себя сожгла,
в цветении весны, в садах разлитых?
Горела ты, кричала ты, и тут –
душа твоя средь мнимой муки тонет.
Все мрачные стоят. Но даже друг
и слова грязного ни разу не уронит.
Давно уже забыл я образ твой,
одно лишь только в памяти бессмертно:
желание проститься в раз последний,
лукаво так кивая головой…
Мол, скорбно мне. Последняя я мразь.
Но, увы, как подобает с мразью.
И, веришь, даже черт, столкнувший нас,
в далеком прошлом в зимний час однажды,
не выдержал – всплакнул, несчастный черт.
И ныне меж чертом и меж тобою,
стою я за незримою чертою,
иль вовсе, может быть, наоборот…
Но не жалею – приятен мне любой
исход, какой судьба предначертает.
Ведь главное, что сучий облик твой
отныне будет гнить в могиле малой.
(0)
