Четвертый этаж.
На право.
Звоню.
- Здорово!
- Здорово!? – Голос старинного школьного друга сонно – заинтересован. Он знает, что без ничего я так поздно не приду на другой конец города, чтоб просто поболтать «за жили - были». Прав одноклассничек: у меня на кармане неслабый вес «химаря» в бумажном пакете - конверте из разлинованного листка ученической тетради с один в другой заправленными сторонами продолговатого свертка – классика жанра, о которой писал еще деда Билл. Старик со всезнающим взглядом из-под полей извечной шляпы.
Древний, пробитый торчок.
Неисправимый пидар
Женоубийца.
Гений.
В маленькой комнате однокашника непривычно тихо. С тех пор, как ушла его жена, забрав с собой троих детей, почти ни дня здесь не проходило без шумного разгуляя - «Але милиция, угомоните соседа!» Старенький телевизор с севшим кинескопом в сине – зеленом цветовом спектре устало - смиренно показывает надоевший ему и давно засмотренный нами « От заката до рассвета».
Сидя в продавленном кресле, забиваю в трубку, не просохшую до конца, липнущую к озябшим пальцам, зелено – бурую, со слабым запахом ацетона «химку». Днем сосед угостил. Кудрявый, как застреленный на дуэли классик русской литературы, бледный тип, живущий двумя этажами ниже. – «Досуши»- говорит.
Не досохла еще.
Не беда.
Скурим.
Щелчки сгорающих в огне дешевой зажигалки, не успевших дать жизнь новым кустам местной «дички» крупных овальных зерен, искрясь потрескивают в подхимиченном, сладковатом дымке. Трубка у меня не маленькая – с полтора наперстка.
Пыхнули по первой чашечке.
Горло дерет.
Плюемся.
Закурили привычный, пахнущий ностальгией первых детских затяжек, синий «Сент-Джордж». Открыта лишь форточка, но в комнате ощутимо прохладно – во второй балконной двери нет стекла. По-пьянке его разбила нынешняя пассия другана.
Психанула сильно походу.
Да и похуй вобщем.
Не заледенеем.
Терпимо.
- Сына, вы че тут мудрите, опять? Пьешь что - ли? - Мать друга привычно – настороженно заглядывает в плотно - прокуренную комнату. – Че это за трубка у тебя? Прям как Сталин! Или травку курите?
- Мам, иди спать! Какая травка!? – раздраженно отвечает товарищ. …Последняя ходка по «дважды два восемь». Приняли с двумя пакетами шмали. Чуть больше трех грамм зеленки. «Особо крупный», по тем временам. А сейчас за полграмма «белого» можно съехать по «суткам». Барыгу не сдал – «Не в курсе. Нашел в подъезде». Откинулся одиннадцать лет назад. «Отбывал» два года.
Вернулся поумневший.
Подзавязал.
Почти.
«Химка», жгуче въедаясь в наши подкопченные легкие, начинает плавно, но уже ощутимо «мазать». Тусклый свет стоваттной лампочки желто - медово загустевает. Ловя упругую волну ласкового конопляного «прихода» мы привычно – рутинно посмеиваемся. Сухие костяшки пальцев потирают одновременно зачесавшиеся у обоих носы. Добрячий химарь. Снова набиваю, уже с трудом продуваемую, из-за залепленного расплавленной смолой мундштука, трубку – травокурку. Огонь хватко жжет конопляное крошево.
Да, дымок резковат.
Глубоко вдыхаю.
Держу.
- Бля, как мало осталось… Друг осторожно заворачивает заметно опустевший пакет. - Поздновато уже…- Он безрадостно улыбается. – Хорошо, что завтра с утра не на работу. - Я понимающе киваю в ответ.
Корефан давно не работает.
Больше полгода пьет.
Каждый день.
Гонит.
За железными рамами кое – как застекленного балкона давно и надежно стемнело. В этом году в первый раз официально не перевели часы. Не отдалили на час дождливый рассвет в конце октября. Но надежно приклеившаяся привычка переводить стрелки постоянно напоминает о себе неожиданно возникающим дискомфортом. – « Сколько уже там по «зимнему»?» - «Ах, да, теперь же у нас вечное лето…»
- Быстро скурили… - Грузит сам себя друган - На сколько там еще хватит? Колпак выйдет? Может остатки разбодяжим?
Я, продолжая удерживать в себе драгоценный дым, с тоской представляю долгий поздний путь к дому, ищу покрасневшим взглядом часы.
- Время… - Предполагаемый знак вопроса, перевернувшись, становится тяжелым якорем и, зацепившись за густой сизый туман ганджубаса, не поднимается на поверхность потерявшей вопросительную интонацию, сказанной изменившимся от натуги голосом фразы. Киваю, ставшей тяжелой головой – …Разбодяжим…
«Время разбодяжим… Разбодяжим время»… - Мысли, цепляясь друг за дружку, зеленым клубком мягкой пряжи перекатываются в размягченном «махоркой» мозге. А ведь время, и вправду, можно бодяжить. Разбавлять пустым весом бутора. Каждый год они «сдвигали» себе по часу. Много десятков лет подряд…Кто – то там, высоко, каждую весну и осень «отжевывал» от «чистого» веса по шестьдесят минут. Тысяча двести секунд за каждый годичный цикл.
По полчаса с каждой красно – желтой осени.
Бело – пушистой, игольчатой зимы.
Пестро - цветущей весны.
Зеленого лета.
Я облегченно выдыхаю, почти незаметный уже, горьковатый пар.
– Слышь, а ведь время то наше бодяжили. Прикинь, бро. Какая лажа. Себе сдвигали чистяк, а нам прогоняли фуфел: «Зимнее время»…»Экономия электричества» - Поставятся чистым и угарают над лохами. Как прошаренный травокур смеется над неопытным растаманом, которому вместо «чуйки» впарили укроп.
- Ты че опять там разумничался? - Ухмыляется друг без особой иронии. Привык за двадцать три года к моим философским экспромтам. – Хорош разглагольствовать, юрист!
Ну да. По диплому я юрист. А хуйли толку? Законник – недоучка. Три беспечно – пьяных года на бюджетном отделении гуманитарного техникума. Тусняки с одногруппниками на остановке под крепкий «Красный Восток» из мятых « полторашек» вместо скучных «пар». Синий диплом с « четверкой» за выпускной «гос». Поступил «на коммерческой» сразу на третий курс заочного юрфака госунивера. Несколько простых вопросов на вступительном экзамене. Затем вопрос посложнее - от председателя экзаменационной комиссии. Показное равнодушие, плохо скрывает ноты меркантилизма в его словах: « Надеюсь, проблем с оплатой не будет?» - «Не будет» - ответил я тогда, и оказался не прав. Проблемы с башлями наступили очень скоро. Забрал документы, не сдав только что полученную, не успевшую испачкаться закорючками преподавательских росписей «зачетку» и изящно – строгий, синий студенческий билет с единственной датой – числом зачисления в студенты.
Не получил «вышку».
Не жалею.
Бывает.
- А наверно верхачи эти, ну которые время бодяжат, за сто лет жирный кусок отхавали! - Друг, сплевывает полным ушлой жесткости взглядом неискоренимого жулика. – Вот бы выставить их нычку. Где они его куркуют чистоган этот скрысенный? - Говорит на полном серьезе, его продымленная веселая беспечность шустро сквозанула, уступив место жиганской сметке, скользкого и колючего, как свежий окунь приблатненного пройдохи.
- По-любому, вот только без присмотра такой смачный куш точно не хранят, кто у них в охранке, интересно…
- Ну там спецотряд ГРУ наверно, а – мож вообще бог Тор с Цербером. – Проявляет осведомленность в мифологии кореш.
- Не бро, у них своя охрана, из тех бойцов, что не отсюда вообще набирают, не с нашей мирухи. Для этих ребят люди с их богами – аудиторами, лишь сгустки биомассы, тупо взывающие к своим нелепым, грязно прокрахмаленным, как застиранное белье железнодорожной постели, лоховатым идолам. У них бог с аллахом в контрразведке служат, джинны и бесы – те по связям с общественностью.
- В натуре, там вообще обслуги много на этой теме прилипло! - Дежурные электрики там, слесаря, уборщицы всякие, бухгалтерия. И рассчитываются с ними за работу не земными бумажками. Им всем они башляют по децл со своей кучи. Прикинь: в расчетный день приходит Зевс на склад: « Мне 20756 секунд чистого времени, вот накладная». А там кладовщиком Шива жирный сидит – отожрался на излишках, хули: « На, получи, пересчитывать будешь?»
Наш громкий смех будит другановскую младшую дочку, спящую в соседней комнате. На выходные погостить пришла. А на прошлой неделе нам декс помогала отбивать. ( Другу DXM не вкатил – «Такой кайф не по мне», алкаш хули.) Бутылку с разноцветными гранулами «тоффа» трясла.
Хорошая девчонка растет.
В отца.
Дочь.
- Ну ладно, пойду до дома. Мне кажется, что в эту движуху нам резко не въехать. По ушам отхватим как нехуй. Если и стоит попытаться, то только на мягких подходах, никакого гоп – стопа. И вообще, лучше забыть об этом.
Такси брать не стал: как обычно смутно знакомая заточка водилы (в нашем небольшом городе, чуть - ли не каждая третья машина – под «шашками», плодят понтокатов - сто метров, но на такси), голос Круга из дребезжащих динамиков, «елочка» на лобовухе смердит плесенью… Нахуй, нахуй. Прогуляюсь, подышу холодком уральской ночи. Двести метров по прямой. На право, сквозь гаражи. Закурил с третьего раза. Еще треть километра прямо.
Долго жду лифт.
Хруст замка.
Дома.
Отстраненно – устало щелкаю по закладкам «Мозиллы»: личный профиль на контентной барахолке – нет сообщений, синюшная страница «В контакте» - такая же хуйня. Включаю на плеере негромко «Дар». Набоков – непревзойденный скульптор-декоратор от риторики. Под него хорошо засыпается. Погода за пластиком окна преподнесла теплый сюрприз – пошел профильтрованный густой ватой облаков дождь – будущий гололед: побитые локти людей, помятые элементы транспортных средств.
Сонный шелест дробящихся капель плавно пружинит по моим усталым мыслям. Веки слипаются, тяжелым занавесом закрывая эстраду надоевшей реальности… Темнее… Темнее… Спиральная круговерть темно красных точек, сладкой глазурью осыпающихся с горизонта бытия, подсвечивает мутные глубины мрачного моря давно забытых грез. Пить слезы тени. Дышать запахом скомканных снов… Промокшая мантия твердыни осени уже почти сползла на высокий порог врат прошлой жизни… Жгучая пыль обреченного пепла… Младенческий крик первозданных ветров… Липко - потливый гул давно просроченных звуков четко - упругих ударов сердца давно спелся с боем часов на поблекшей стене старой квартиры… Я – плевок вечности. Я – щелчок между пальцев вселенной… Я – бледный лик в чужом странном сне…
Податливый студень надувного матраса мягко обнимает мое рожденное обреченным на смерть тело…» Хуй ли толку?» – Часто спрашивал я себя раньше. »Хуй ли толку...» Теперь я знаю – «хуй ли толку» - это не вопрос.
Это ответ.
Ответ на все вопросы.
Единственно – верный.
Точный.
(0)
