- И это, Андрюх, бабу свою-то дома оставь. Я всё понимаю, но мы как мужики с тобой поговорим, а я вообще не понимаю, что ты её с собой таскаешь. Сидела бы лучше дома, да Ольге помогала. Старушка совсем изнемогла с того лета.
Я ничего не ответил. Только кивнул. Я снова столкнулся с каким-то законом этой жизни, к которому не привык. Действительно, это в двадцать первом веке женщины добились хоть какого-то равноправия. Никто и не задумывается о том, что девушка должна дома сидеть, да пряжей заниматься.
Днём я ещё раз сплавал на тот берег. Моста не было ещё через Десну. Новгород-Северский был молодым городом. Говорят, Киевский князь Владимир его основал и укрепил для защиты от половцев. Или не говорят, а это всплывает в моей памяти. Но бойцов, обученных и умелых, тут сейчас либо нет, либо очень мало. Про князя редко вспоминают и вообще в истории не вдаются.
Именно для того, чтобы можно было через реку сухим перебираться, я и просил досок у плотника. Видел однажды, как люди лодку самодельную делают, и подумал, что и сам справлюсь. Конечно, оптимизма было много, но у меня всегда так. Я ставлю себе какую-то первостепенную цель, а загораюсь и выполняю от всей души второстепенную.
Всё-таки хорошее там было место. Немного крутой берег – река глубоко прорезала рыхлую землю, небольшой березняк в получасе ходьбы и красивый, вековой хвойный лес. Там я и нашёл в своё время заросли малины.
Мирно здесь текла жизнь, спокойно. Ты всегда знал, чем тебе заняться, а самое важное: как это сделать. В моменты, когда твоё тело убаюкивала лень, ты мог спокойно поваляться в стогу сена, погрызть соломенку. Конечно, с питанием здесь всё обстаяло куда хуже, чем я привык, но привычки меняются, а потом, мне стала приходить мысль в голову, что это не моё тело перенеслось сюда, а его копия, грубая и не точная. Я часто ловил себя на мысли, что умом понимаю, как что-то делать, а руки не слушаются. Ещё вчера я умел играть на гитаре, а сегодня, взяв, балалайку я даже не могу перебирать струны. Наверное это от того, что это другой инструмент, пусть и похожий. Таинственный «некто» копировал только факты, а не возможную теорию. Факт в том, что я умел играть на гитаре, а балалайку в руки никогда не брал, хоть теоретически я немного, да мог бы, наверное, на ней сыграть.
Я больше не делился такими мыслями с Кирой. Оставлял их при себе, сам строил догадки, доказывал и опровергал их. Чаще, конечно, получалось опровергать, чем доказывать. Мне не хотелось больше с ней ругаться, пытаться получить от неё какие-то ответы. Во мне зрело какое-то понимание этой девушки, но я пока не мог ничего сформулировать или быть уверенным в чём-то.
…Когда солнце только начинало садиться, и всё было укутано оранжевым маревом я постучал в дверь Фёдора. Она была открыта, я был уверен, но ради приличия, я должен был это сделать.
- А, Андрей? Проходи! – улыбнулся мне богатырь, открыв дверь.
Я впервые был у него дома. В общем-то то же самое, что и во всех других домах, где уже я успел побывать, но всё же было что-то особенное. Всё та же печка, набитые соломой матрацы, какие-то тряпки, доски, щепки, инструменты. Осматривая дом я всё-таки понял: у этого мужика была счастливая семья. Множество каких-то деревянных резных игрушек, деревянные и костяные украшения, принадлежавшие его жене. Наверное, в глубине моей души проснулась зависть, но я попытался скрыть её, и, повинуясь жесту хозяина, сел на лавку у большого дубового стола.
- Хорошо у тебя здесь.
- Спасибо. Это всё мои детишки, души в них не чаю.
- Я рад за тебя! Поздравляю!
- Да и ты, друг, счастлив, разве нет? У тебя прекрасная жена.
- Не то слово. – смутился я.
Плотник усмехнулся и выкатил из под лавки небольшой бочонок. В кружки, выхваченные, будто, из-за пазухи, полился мутно-жёлтый, пенящийся напиток. Медовуха! Настоящая медовуха! Мои глаза засветились. Странное дело, сейчас я буду пить этот чудесный напиток, а про то, что я с тех пор, как появился тут, не пил ни глотка хмельного, я и не вспоминал. Да, что-то я из своей жизни явно потерял.
- Ну что? Рассказывай?
- А, собственно, что рассказывать-то?
- Да как что? Я ж не дурак, Андрей, не вижу чтоли ничего? От Матвевны съезжать хочешь, да я только вразумить не могу. Доски-то тебе по что?
- Прав ты, - я развёл плечами и сделал очередной глоток терпкого напитка, - а съезжать на тот берег хочется.
- И ты хочешь сделать лодку?
- Ну да...
- А умеешь?
- Справлюсь.
Мы чёкнулись деревянными кружками и осушили их, но затем они снова наполнились до краёв.
- А говоришь ты мне, - начал плотник, - что счастливый я человек, и прав ты конечно. И ты счастливым должен быть, тебя такая баба любит! – Меня передёрнуло. – А ты сторонишься её – не хорошо ведь!
- Федь...
- Не прерывай, пока тебе говорят... Вижу я, что ты стараешься, вижу, что и тебе с ней хорошо, да только снова я чего-то не понимаю, чего же ты её ближе-то не подпускаешь?
Я осушил кружку и встал.
- Спасибо тебе, Фёдр, за гостеприимство, но мне пора, сегодня баню топим – хоть попарюсь.
- Ну давай, беги... А за досками заходи и вообще, обращайся, коли надо что будет.
- Спасибо. – я кивнул, слегка поклонившись, и выскчил в низкую дверь, чуть не ударившись головой.
Я старался не думать о том, что мне сказал в тот вечер плотник. Хотя, конечно, я стал замечать какие-то вибрации со стороны Киры. И не знаю, не знаю почему, но меня, наверное, впервые в жизни женское внимание не радовало.
Я с головой ушёл в работу. Целыми днями пропадал, то на реке, то в лесу. Теперь я помогал не только Ольге с её домашними делами, но и Фёдору искать подходящие для строительства деревья. Он и правда помогал мне, как мог. Часто приходил на берег, советовал что-то. И его советы приходились весьма кстати. Я и не подумал, когда взялся за это дело, что всю работу прийдётся делать без гвоздей. Тут-то мне и помогал плотник.Он постоянно удивлялся тому, как и какую я делаю лодку, он, явно, не видел таких ранее. И не было в этом ничего странного, я был бы не менее заинтересован и удивлён, если бы удалось увидеть хоть одну лодку, проплывающую по Десне за всё время моего пребывания там.
Не смотря ни на что, мы всё же много времени проводи с Кирой. Смеялись, как и прежде, веселились, беззаботно и легко.
- Странный ты...
- То смешной, то странный. Ты определись уже. – Я улыбнулся девушке, сидящей со мной на берегу реки.
- Нет, ты хороший. – Она положила плечё мне на голову. – Знаешь, с тех пор, как ты появился тут, всё очень странно. Ты... Я знаю, как ты растерян и подавлен, я знаю и понимаю, но, Андрей, ты всё сводишь к шутке, смеёшься. Будто проблемы всего мира тебя не касаются...
Я молчал, ничего не хотелось ей отвечать. Да, она была права, и мне нечего было добавить, кроме того, что мне не нравилось, откуда эта черта моего характера выросла.
- ...И в то же время, всегда серьёзен, думаешь о чём-то своём...
Девушке не нравилось моё молчание, я чувствовал, как у неё замирает сердце, когда она делает паузу, как она хочет услышать какой-то ответ, которого не было. Ни слова. И она продолжила.
- Так странно, в тебе такая сильная любовь к жизни, и в то же время ты ищешь смерти. Ты так хочешь чего-то добиться и, в то же время, будто бы руки опускаешь. Ты загадка для меня. Знаешь, все, кто шагал за мной, они все были другими. И они уходили, а ты, будто бы не хочешь уходить...
- Хочу. – неожиданно для себя самого я сказал.
- Нет, не хочешь...
Началось. Вот это я уже ненавижу, это съедает моё сознание, прижигает каждый нерв моего тела невидимым угольком, заставляет меня быть неодекватным, грубым, жестоким. Терпеть не могу, когда меня пытаются переубедить в чём-то, к чему имею отношение лишь я один.
- Не ври себе.
- Знаешь что, хорошо провели время, пошли домой.
- Ну, Андрюш! – Она сделалась такой беззащитной, трогательной. Ни за что на свете, я не смог бы устоять перед таким взглядом, таким... Нежным... – Не уходи, посиди со мной.
Я остановился, сел обратно, но остановиться и не сказать лишнего я не смог. Ведь прекрасно понимал, что не хочу этого говорить, что не нужно это всё, но промолчать я не мог.
- Давай уговоримся, прежде чем капаться во мне в следующий раз и обвинять меня во лжи, ты перестанешь врать сама. Расскажешь правду?
- Правду?
- Да, да. Правду-матушку.
- Какую? – Она искренне удивилась.
- А вот это уже ты мне скажи. Да и не важно это, Кириш. – И я вновь обнял её, от чего девушка расслабилась и обмякла. – Пойдём искупаемся?
- Холодно уже, солнце село почти.
- Да ладно тебе! Я не дам тебе замёрзнуть!
- Обещаешь? – Она кокетливо улыбнулась мне.
Её глаза, такие большие и чистые, будто гладили меня, в таких глазах можно было утонуть.
- Да.
И мы полезли купаться. Это уже вошло в привычку и стало обычным делом, плавать в реке ногишом. Но мы впервые купались вместе. Вода была тёплкая, мягкая. «Как молоко» - вспомнились мне слова деда. Почему-то только он всегда так говорил про воду. Мы плавали долго, потом начали брызгаться водой, смеясь и подпрыгивая в воде. Надо сказать, что наблюдать, как подпрыгивает Кира было забавно, даже смешно, и, конечно, возбуждающе.
Кира подплыла ко мне и обняла, обвив мою шею руками. Подалась вперёд и поцеловала меня, но я не ответил ей. Почему-то в этот момент всё моё напряжение спало. Я был напряжён, было сложно держать себя в руках, но не теперь. Теперь это стало легко. Я спокойно положил руки на талию девушке, прижав её к себе поближе, но не на столько, чтобы создать ложное впечатление, будто бы лёд растаял.
- Кир, я люблю её.
- Я знаю. – она прижалась ко мне всем телом и положила голову мне на плечо. – Хороший ты.
- Ну уж...
- Какая она? Расскажи о ней мне, Андрюш...
- Не уверен, что у меня получится...
- Ты попробуй, ради меня...
- Она была совсем другой, Кир, я таких людей не встречал в жизни. Надя постоянно меня удивляла, нет, не действиями, а просто, самой собой. Знаешь, она будто светилась, когда говорила со мной. На столько... Яркая, живая! Она была очень красивой. Может быть не на любой вкус, не для каждого, а для меня она была единственной. И её глаза, вроде бы такие же, как у всех, но мне казалось, что я в них утонуть могу, упасть в эту пропасть и падать. В них я был счастлив. Она была очень хорошей...
Я поёжился, заметив, что уже стало достаточно холодно, вода всё же не была достаточно тёплой.
- Ты говоришь о ней только в прошедшем времени...
- А кто знает, увижу ли я её ещё хоть раз, когда-нибудь?
- Я уверена, увидишь...
- Поплыли на тот берег? Я тебе покажу своё любимое место.
- Давай.
И девушка легко отпустила меня, бросила взгляд – её лицо блеснуло в почти севшем кровавом солнце, и поплыла. Подождав пару секунд, я поплыл за ней. Её голова несколько раз скрывалась под чёрной водой. Чёрной, как сама ночь. Наверное, я испугался бы в детстве, окажись я в подобной реке, но не сейчас. Моя среда обитания – вода, в ней я чувствую себя абсолютно свободным, лёгким.
- Она на тебя была очень похожа. – сказал я, едва смог ступить на песочное дно. – Очень похожа...
Девушка остановилась и посмотрела мне в глаза, но я их уже не видел, солнце окончательно скрылось за деревьями.
- И в то же время совсем другая...
Мы шли по полю, к, казалось, далёкому чёрному лесу. Дорогу обволакивал туман, и было почти ничего не видно в этом белом мареве. Я испытывал странное дежавю. Первый раз, когда мы вот так шли был ясный день, но в памяти всё равно всё осталось затянутым белой дымкой. И сейчас, опять нагие, мы молча идём, подавленные и растерянные. И вновь нам обоим хочется заговорить, но нам опять что-то мешает.
Странным казалось, что в этой ледянящей мгле, мне было совсем не холодно. Я просто шёл вперёд, а меня приследовало странное чувство, будто за мной кто-то следит, приследует в этом тумане. Кто-то неуловимый, страшный. Что-то такое испытывает ребёнок, немного боящийся темноты. Нет, ему не страшно быть одному в тёной комнате, но иногда он начинает верить, что тени под его столом или у шкафа начинают шевелиться, принимая разные причудливые формы. Что-то следило за мной из тумана, заставляло меня невольно передёргиваться и оглядываться по сторонам. Но ничего вокруг не было, холодная и мрачная природа, шелст травы под ногами, ждущее недалеко впереди дерево. Старый вяз, сгорбленный и раздавленный, он стоял на границе небольшого озера, поросшего рогосом и камышом. Это дерево вызывало у меня какие-то воспоминания из детства. Я видел однажды похожее что-то, оно всегда для меня казалось опасным и загадчным. А сейчас я любил сидеть на низких, разлапистых ветвях такого же, полного памяти и времени, вяза.
Меня сильно, очень сильно сейчас беспокоила Кира. Что-то настораживало, её симпатия ко мне вводила меня в замешательство. Здесь было что-то, что-то, лежащее совсем на повернхности, но в то же время отчаянно недоступное.
Я начал задумываться, было что-то в тех её словах, что-то было. Я не знаю, наверное, я и правда не хочу искать выход,идти дальше. Мне ведь и правда хорошо тут. И, смотря на Киру, я понимаю, что пройдёт время и я смогу в неё влюбиться. Смогу полюбить, она, правда, была удивительным человеком. А разве не этого я искал всё это время? Не этого безоблачного счастья я всё время ждал? Я могу здесь быть на столько свободным, на сколько захочу, могу любить и быть любимым, растить детишек, купаться с ними в реке и не бояться, что они попадут не в ту компанию, начнут курить или пить.
Я глубоко ушёл в свои мысли, наверное, я бы так и задремал, но внезапно, что-то холодной дрожью полоснуло меня по спине. Обернувшись, заметив мельком, улыбающуюся Киру, я увидел, как в дали, в туманном мареве кто-то стоял, смотрел на нас. Но едва я начал различать его очертания, как он начал расплываться в темноте ночи. Ощущение слежки сразу пропало, стало холодно и одиноко. Я ещё раз вгляделся в то место, где стоял незнакомец и увидел там всего лишь высохшее дерево, обгаревшее, обуглевшееся. К нему время было не столь благосклонно, как к этому вязу.
- Что такое, Андрюш? – насторожено спросила девушка.
- Да нет, нет... Ничего.
- Точно?
- Представляешь, мне показалось, будто там в тростнике у того дерева кто-то стоял только что.
Я усмехнулся, думал, что она не воспримет это чересчур серьёзно, но она насторожилась, напряглась. С её лица моменально исчезла улыбка, даже показалось, что в этом всём присутствовала какая-то трагичная нота. На секунду я подумал, что девушка вот-вот заплачет, но нет. Она мгновенно собралась, взяла меня за руку.
- Пойдём. Уже поздно совсем.
Я молча послушался. Не знаю, почему она так нервничать начала, почему так расстроилась. Сказать, что она просто изменилась в лице – всё равно что сказать, будто я сразу всё знал и предполагал, к чему приведёт моё случайное знакомство с Кирой. А случайное ли?
И что, чёрт подери, она всё-таки скрывает? Что не хочет говорить, чего боится? Если она знает что-то о том, что я сейчас видел, если это какой-то знак, ступень, то что он значит, к чему меня приведёт. У меня только от одной мысли о увиденной мной тени, сводило дыхание, пробегали мурашки. Конечно, ничего удивительного, что Кира испугалась. Если она знает, что или кто это, наверняка оно очень опасное. От этой мысли, естесственно, не стало лече и приятнее.
Хоть я и понимал, что сейчас за мной никто не смотрит. Я чувствовал это, знал – понятия не имею, как объяснить, просто сейчас будто груз какой-то упал с моих плечей. Будто бы я освободился от чего-то. Но от свободы, неожиданно приобретённой, не стало легче. Я как бы и раньше не особо ощущал это бремя, а сейчас, когда оно ушло, я глубоко вздохнул, но вместо того ощущения, теперь моё дыхание перехватил страх. Неуверенность. Я ненавижу неизвестность, она не доставляет мне радости новым сюрпризами, она томит меня ожиданием. Ожиданием того, что будет впереди. И сейчас я шёл к берегу, держа Киру за руку, она волновалась, я чувствовал.
А я понял вдруг, что нет, не хочется мне здесь остаться, не хочу я всю жизнь жить здесь. Всё то же самое, те же проблемы, страхи, опасения. Только там я ещё мог что-то объяснить, догадаться, а здесь, хоть и такой реальный, такой живой, но всё же на столько чуждый мне мир. Созданный кем-то по своей прихоти, со своими законами...
Нет, однажды я хочу покинуть это место, уйти. И пусть впереди будет лишь злосчастная неизвестность, и нет никакой уверенности, что там будет лучше. Я буду идти, пока не найду место, где мне будет хорошо...
Глава 4. Ирония
Шли дни, моё беспокойство расстворялось в них, как лёд тает весной. К слову говоря, лето начинало идти на убыль и частенько начали идти проливные дожди, температура упала и резко появилась необходимость в тёплой одежде. Я догадывался, что зима здесь будет на много холоднее, чем в Москве. Понятия не имея, сколько может стоить или где можно достать, я разговаривал с Кирой на тему осенней одежды. Но она, слегка подумав, покачала головой и сказала мне не волноваться. Не знаю, чем была вызвана её спокойность. То ли тем, что она ожидала появления и такой одежды из неоткуда, то ли чем-то другим. Может быть, она рассчитывала, что нас перенесёт куда-то ещё до наступления холодов. Второе, конечно, казалось маловероятным, потому что она так хотела остаться здесь, со мной. Не знаю даже, мы с ней больше не разговаривали на тему наших отношений, и знаков внимания стало меньше, но я видел, что девушка изменилась, она очень много времени стала проводить наедине с собой, думать о чём-то. Я часто видел её сидящей на лавочке около дома, она смотрела куда-то вдаль и молчала. Что же происходило с ней?
А как-то утром, когда температура опустилась ещё ниже, всё и произошло. На этот раз я, правда не был удивлён, когда проснулся в добротной шубке из меха какого-то красивого животного. Действительно, если мне заменили всё, что было тогда при себе, то так же нет ничего странного в том, что моё пальто мне тоже вернули. Было только интересно, почему мне не вернули ничего, похожего на мобильник или ноутбук.
Благодаря помощи плотника и ещё нескольких мужиков, лодка давно была поставлена на воду. Смолянистое её покрытие немного почернело через пару дней, и она, конечно, выглядела мрачновато, но отлично держалась на воде. На ней можно было перевести сразу человек шесть или семь. Люди постоянно удивлялись каким-то вещам, которые я делал. Их удивляло даже то, как я спокойно чувствовал себя в воде. Нырял на большие дистанции, плавать умел сразу несколькими способами. Не было в этом, конечно, ничего странного. В Северском не все плавать-то умели, а для меня вода была почти родной, я разве что дышать в ней не умел. На вопросы, где я этому смог научиться, я отвечал просто, будто приехал с тех мест, где воды много и все умеют плавать. Меня часто просили рассказать об этом месте, но я прекрасно понимал, что поведать хоть малую толику правды будет буквально самоубийством. Но бесконечно держать людей в неведении было не правильным. И так было слишком много вопросов и удивлений, когда я начал говорить о чём-то в стиле водопровода.
Дом мне тоже помогали строить. Я не знал, как и благодарить этих людей, помогающих нам устроиться, ведь у них и своей работы было невпроворот. Этот народ вправду был очень дружелюбен и отзывчив. Мне ведь и просить помощи не приходилось, они сами приходили и помогали, а я всего лишь делил с ними пищу. Я научился охотиться и всё, что мог, отдавал им, Кира, знавшая почти каждую траву в лесу, помогала лечить болезни, готовила разные отвары, была очень добра к ним. Мне приходила мысль в голову, что такое внимание к нам обусловлено лишь тем, что люди заинтересовались нами, потому что у нас всегда были какие-то странные мысли, возникали какие-то идеи, чуждые и не понятные им. Однако мы слишком часто оказывались правы. Однажды Кира помогла маленькому мальчику, Никите, снять страшную горячку. Говорят, он мог бы умереть, если бы не помощь моей жены. Жены! Меня эта мысль даже забавляла. Я женатый мужчина! – Как это случилось?..
Уже совсем скоро можно было бы переезжать в наш дом, там ещё много чего не было доделано, но печка была построена, выложены бревенчтые стены, а скоро мы бы уже покрыли крышу, и тогда можно было бы начинать устраивать жилище. Меня не покидала мысль о том, что это всё временно, и однажды я уйду отсюда, но бессилие меня убивало, и я, уже без особого энтузиазма, занимался обустройством этой жизни. Я не понимал, к чему вообще всё это, зачем стараться и трудиться, надрывать спину? Ради того, чтобы однажды покинуть это всё? Или для того, чтобы привязаться ко всему этому и остаться? Надо заметить, что я и правда начал привязываться. У меня появились друзья в городе, с которыми мы часто ходили в лес, сидели вечерами, плавали на лодке. Меня подмывало однажды сплавать до Киева, посмотреть, какой он был. Но почему-то я этого не делал, не было вcё таки такой сильной жажды просветления, любознательости. И я ораничивался прогулками вверх по-течению, к тем местам, где однажды я появился с Кирой в лесу. Однако, как я не пытался, как ни старался, не получалось найти ни то место, где я купался впервые, ни ту поляну, где мне однажды была протянута рука…
Однажды я предложил Кире славать вместе со мной, но девушка отказалась, и вместо этого мы решили пройтись пешком. Дождей не было некоторое время, так что прогулка в конечном итоге могла оказаться приятной. Едва мы отошли от города, скрылись за первыми деревьями, девушка начала петь. Я и забыл уже, что у неё удивительный голос. Она опять начала петь что-то очень знакомое, близкое, но совершенно забытое мной.
Собирая осколки
Разбившейся вазы,
Я слышу, как толпы
Людей уходят в никуда!...
Руки в кровь, пальцы сбиты –
Убирал беспорядок...
В огне сгарают страницы –
Мне их больше не надо!...
Забыть, я так хочу забыть те дни...
Тебя, узнать тебя не смог, прости...
Девушка внезапно прекратила петь и улыбнулась мне.
- Когда ты уйдёшь, куда ты хочешь попасть?
- Не знаю...
Странно, а ведь я и правда не задумывался, что именно будет за дверью? Я вернусь к настоящей жизни, умру, или же, как Данко, устрою себе экскурсию по семи кругам ада? Мысль о том, что я могу умереть меня даже порадовала. Умереть? Я ещё могу умереть? Мне казалось, что я уже и без того мёртв.
Мы остановились в лесу и сели рядом на одно поваленное ветром дерево. Я взял девушку за руку, но она не посмотрела меня. Она молча смотрела вперёд, куда-то в лес, без видимых эмоций, будто бы задумалась и смотрит вперёд, не обращая внимания ни на что на свете.
- Ангелы приходят трижды...
- Что, прости? – удивился я.
- Эта тень, что видел ты тогда на болоте, помнишь? - Я кивнул. – не знаю, что именно это такое. Мне больше нравится называть их ангелами...
- Ангелы приходит трижды...
- Да...
- А что потом?
- А потом они забирают тебя...
Мне хотелось спросить, куда он меня заберёт, но я вспомнил вопрос девушки. Она не знала, куда я попаду. Я попаду туда, куда захочу, туда, где мне есть место. Кира поняла, что я только что поймал не родившийся вопрос, и благодарн кивнула.
- Тебе не страшно, Андрюш?
- А должно быть? Для меня всё это будет игрой в рулетку, я не знаю, чего хочу. Просто не хочу стоять на месте...
- А мне страшно...
- Не бойся, я с тобой. – Я прижал к себе девушку. – расскажи о себе?
- Что тебе рассказать?
- О твоей жизни до прыжков?
Девушка моментально напряглась и отодвинулась.
- Я же тебе говорила, я привязана к тому месту...
- Брось, Кириш, не делай из меня дурака. Ты такой же человек, как и я, только выходить отсюда не хочешь. Сколько раз ты уже шагала? Восемь? Почему ты не вернёшься? Так ненавидишь свой мир?
- Всё не так просто...
- А как?
- В жизни есть любовь, Андрюш...
- И ты осталась одна?
- Не знаю...
Прошла уже пара месяцев с момента нашего появления в этом мире, а я снова почувствовал, что хочу курить. В такие моменты понимаешь, что однажды взяв в руку сигарету, ты становишься привязанным к ней на всю жизнь.
- Ты знаешь, со мной переходили разные люди. Однажды мне повезло появиться с парнем, Олегом, в какой-то бескрайней степи. Было холодно и лежал снег, но это место защищало нас. А потом мы увидели мальчика, пробирающегося сквозь снежные просторы. Мы подошли к нему, хотели помочь, довели его до ближайшего поселения. Нам там не были рады, но мы смогли убедить хана, что мы очень важные и значимые фигуры с запада. Ах, да, совсем забыла... Это была монголия... А Мальчика того звали Тимучин. Мы спасли ему жизнь в снегах, а потом Олег избивал его до смерти, постоянно повторяя, чтобы никогда не шел на Русь с мечём....
Девушка вздохнула и отвернулась... Моё сердце сжалось, всегда очень болезненно переживал какие-то исторические провалы своей страны. А сейчас мне стало понятно, что же именно имела ввиду Кира, говоря, что мы в прошлом, что мы теперь часть истории.
- А один религиозный фанатик, живущий без греха и похоти, оказавшись со мной на пляже красного моря, подумал, что оказался в раю. И он не обращал внимания ни на жару, ни на голод. Целую неделю он отыгрывался на мне за шестьдесят семь лет безгрешной жизни. А потом, когда он впервые увидел ангела, так испугался, что убежал с пляжа. И больше я его не видела... В тот раз, в Египте, я не задержалась на долго. Всего, буквально, пара недель.
И это всего две истории. Господи, что же пришлось перенести этой девушке?
- Прости... Я же не знал...
- Ничего, Андрюш, ничего... Скоро всё это пройдёт...
- Сколько? Сколько ангелов ты уже видела?
- Одного. – улыбнулась она.
Я улыбнулся в ответ, захотелось обнять её, придать ей сил, поддержать.
- ...Но видела его дважды.
Теперь я тоже засмеялся. Глупо, конечно, я вижу, что девушке совсем не сладко от этой мысли, но ни смотря ни на что, она держалась. А я привык смеяться над проблемами. Так они казались мне легче. Мысль о том, что Кира покинет это место раньше, чем я, совсем меня не пугала. Я слишком сильно желал ей счастья и удачи, от всего сердца, от всей души. На столько искренне хотелось, чтобы у неё всё было в порядке, чтобы всё было хорошо. Я даже и не знаю, чем вызвана была такая теплота, которая связывала меня с этой девушкой. Может быть, дело было в том, что именно она тогда протянула мне руку, именно она прошла со мной весь этот путь. Но мне иногда начинало казаться, что всё, на самом деле, в её глазах. Они были такими теплыми и нежными. На столько знакомыми и в то же время необъяснимо чужими. Будто прикрытыми от меня слоем тяжёлой боли.
- Мой первый прыжок был в будущее. Не в такое далёкое. В двадцать третий год. Ничего, на самом деле, не изменится к тому времени. Точнее, как тебе сказать? Политическая обстановка накалилась, потом растаяла, на экономику упал очередной кризис, что-то выросло, что-то упало. В целом всё осталось так же. Только мир стал красивее. Мне не хватает этой неоновой жизни, что у меня была раньше. – Девушка помолчала секунду, а потом продолжила. – Тот раз был единственный, когда я перенеслась с другой девушкой. Вообще, знаешь, я очень долго не могла понять, почему переносятся в промежуток только определённые люди, почему не все? Почему в таком порядке? Но я и до сих пор не могу понять это точно. Теперь, правда, мне кажется, что я знаю, какие тут правила, но не всё ещё сходится, не всё...
- И как же? Почему ты и я?
- Не хочу показаться глупой, Андрюш... я могу быть и не права, но ты сам поймёшь...
В этот раз, надо сказать, совсем не было обидно получить такой пинок обратно к своим мыслям. Она была права, что ничего не говорила мне раньше. Такая же, как я, она искала свои ответы, а мне нужно было найти свои. И мне ещё предстоит найти.
- Ты говорила, что покидала своего спутника раньше, перед тем, как он свой выход находил.
- Да, когда два человека, таких, как мы, рядом, ни один из нас не сможет выйти...
- И когда ты уйдёшь?
- Мне рано ещё...
Не знаю, поняла ли она, но я всё понял, я почувствовал. И стало очень больно, очень больно и обидно.
- А почему ты не вышла раньше? Когда ты впервые увидела ангела?
- Неделю назад...
И снова странно, странно всё, что происходит и связывает меня с этой девушкой. Я не могу понять своего отношения к ней, странного влечения и такого же странного тепла. А тут ещё она восемь раз прыгает между мирами, а, с моим появленим, она оказывается в одном шаге от выхода. И не хочет выходить, господи, но почему?
Внезапно стало холодно. Кира тоже это почувствовала. Подул ветер. Вообще, ветер в лесу – редкое явление. А сейчас он прошиб меня ознобом до самых костей. Переглянувшись, мы решили, что нам однозначно пора обратно. Тем более, что скоро должны были прийти мужики из города. Сегодня мы хотели достелить крышу.
Ноги еле несли меня, невероятная тяжесть навалилась на меня и прижимала всё ниже и ниже к земле. Свинцовым грузом на плечи легло осознание чего-то, чего мне совсем не хотелось, но я понимал, что выбора у меня нет, что я хочу сделать всё правильно, что я должен поступить так, как должен.
Весь вечер был у меня впереди, я до седьмого пота выкладывался, поднимая и закрепляя доски, но дело стоило того, ведь до захода солнца наш с Кирой дом был достроен. Какое забавное совпадение, что это случилось именно сегодня.
Был раскупорен бочёнок медовухи, из погреба были выгребены всевозможные ясва – всё, что мы с Кирой смогли отложить за всё время пребывания здесь. Да, мы оба понимали, что всё, не долго нам здесь осталось...
Мы с мужиками долго ещё сидели и веселились, смеялись. Но улыбаться мне было всё тяжелее и тяжелее. Ловя себя на том, что я утыкаюсь в какую-то одну точку, кисну лицом, я постоянно поправлял себя, пытаясь снова войти в тему разговора и начать смеяться. Мне сечас как никогда не хватало сигаретки. И вобще этой привычки курить. Хотелось выйти на крыльцо, да постоять с Фёдором, поговорить. А это было бы так легко и удобно сделать, если бы сейчас у меня была в кармане пачка сигарет.
Но ждать было нельзя, и чувство такта нынче было лишним. Я выждал паузу и попросил Фёдора выйти со мной.
- Я благодарен тебе за всю ту доброту, с которой ты нас с Кирой встретил.
- Не стоит, Андрей. Ты поступил бы так же.
- Но я не знаю, чем могу тебе отплатить.
- Разве я просил у тебя когда-то что-то взамен за свою помощь?
- Ты умеешь читать?
- Давно не приходилось, но да, умел когда-то. Зачем тебе?
- Тогда прочти это, когда проснёшься завтра, а сейчас иди в мой дом, и передай всем, что я хочу немного прогуляться...
Я крепко обнял друга, похлопал по плечу и, посмотрев ему в глаза, будто бы дал добро, благословил его на возвращение в тёплый дом. Мужик подержал кусок бересты у себя в руке, а потом спрятал за пазуху и скрылся за дверью, бросив на меня последний, полный волнения и негодования взгляд.
Я постоял ещё у дома, в тени высоких сосен. Действительно, какое совпадение. Ирония, насмешка. Достроить сегодня дом, праздновать новоселие, чтобы с праздника уйти одним из первых и больше никогда не вернуться...
Глава 5. Выход
Я стоял в лесу, прятался в зарослях малины. Было темно и туманно, а колючие ветви царапали мою кожу. Я видел, как Кира выбежала из дому, наспех надевая свою шубу. Она кричала и бежала во мрак леса. Звала меня, так пронзительно, с такой болью, что самому становилось не по себе. Казалось, что мне не хватит сил, я встану и обниму девушку. Но я не мог, я должен был отпустить её сегодня, чтобы она ушла, убежала искать меня, но нашла выход. Я сейчас чувствовал, чьи-то холодные глаза, следящие за мной из темноты, и был уверен, что Кира тоже их чувствует. Она слишком долго была здесь. Не знаю, за что она так ненавидела тот мир, или почему не хотела вернуться? Может быть не могла? Не знаю, где и кем она была до её мнимой смерти, но, наверное, мы для того и встретились, чтобы наконец-то нашёлся кто-то, кто помог бы выйти ей из этой ловушки.
Коварное, однако, это было место. Я слышал, как повываливались мужики из нашего дома, как негадующе они переглядываются, топчутся на месте и не знают, что делать. Так легко было здесь устроится, так легко войти в эту жизнь, построить свой дом. Всё это будто было создано для нас, только для нас, но мне здесь тоже было не место. Я мог бы остаться, но только с Кирой, а ей пора идти дальше. Найти свой ответ, поставить точку и взглянуть, взглянуть туда, за поворот. Я лишь надеюсь, что ей там будет лучше.
Когда в лесу стало совсем тихо и спокойно. Крики девушки скрылись где-то в ночи, а мужики разбрелись по своим домам, дабы с утра ё обдумать, я встал и огляделся. Наверное, я и правда успел полюбить это место.
Выйдя на поле, взглянув на редкие огни засыпающего города, я поднял лицо к небу. Меня оно удивляло сейчас ни чуть не меньше, чем в первый день.Такое чистое и глубокое. Будто нарисованное, необъятное, изумительной красоты полотно, растянутое большим покрывалом, укутавшее нашу землю.
Я шёл к болотам. Там я впервые встретил ангела, надеялся там увидеть его и вновь. Слова Киры, что ангелы приходят трижды, не волновали более меня. Я не хотел играть по правилам, я хотел вырваться, найти свой выход, разорвать эту цепочку вечных странников, гуляющих по времени, как у себя дома, меняющих нашу историю, живущих по своим законам.
Мир вокруг меня будто чувствовал, как в наших с Кирой сердцах рождается буря. Он чувствовал и черпал в них силу, подпитывался. Меня совсем не удивляло то, что пять минут назад я смотрел на чистое небо, а сейчас оно уже затягивалось тучами, что дул сильный ветер, небо озарялось вспышками молний. Это было слишком по-голивудски. Я не буду удивлён даже, если вскоре пойдёт дождь, тяжёлый и пугающий. Всё будто будет пытаться нам помешать, создаст отчаяние, родит в нас страх, поглотит нашу решимость. Почему-то я знал, что Кира поняла всё. И была не менее решительна, чем я сам. Но меня эта погода лишь подбадривала, она будто давала мне понять, что я на верном пути, что я хочу сделать что-то, чего не хочет создатель этого всего, что у меня есть шансы на успех. У меня всё получится.
Шаг за шагом я приближался к тому старому дереву. Дождя так и не пошло, но мелкая ледяная морось всё же посыпалась с неба. Она больно впивалась в кожу, приходилось прикрывать лицо, отворачиваться. Всё тело пробивал озноб, но я не мог остановиться. Не сейчас, сликом поздно, чтобы отступать!
Гром молний был так громок, что порой моё сердце вздрагивало, а я какое-то время не дышал от испуга. Так близко, так много: молнии проскальзывали по небу, остаялвя яркие следы за собой. Наверное, если бы не эта светомузыка, я давно бы заблудился, обязательно споткнулся бы и упал, был бы вынужден ползти вперёд, закрыв глаза, прижавшись к земле.
Внезапная белая вспышка, свет, удар – не знаю, молния ударила совсем близко – я подлетел, ударившись обо что-то. Моё тело меня не слушалось, изгибалось, двигалось, будто внутри бутылки с водой, которую трясёт чья-то шаловливая ручка. А потом я упал. На камни, на неровный каменный пол. На небе снова были звёзды, и светила полная луна. Лишь ветер мне напоминал о том, что ещё минуту назад я находился в центре бури. Было не сложно догадаться, на много труднее было осознать, что буря вовсе не кончилась, а лишь осталоась где-то там, а берегу реки Десны, а я сейчас стоял на отвесном берегу морском. Скалы резко уходили вниз, и я с трудом мог видеть, что где-то там, у их корней, бушуют волны и прибой. Только сейчас я почувствова этот солёный воздух. Воздух, что я так сильно любил. Но моё сердце не успело утонуть в этом блаженстве.
- И что это? Мой новый мир? Не говори, что это был тот выход, о котором я метал! - Я кричал в пустоту, в морскую гладь, на звёзды, на луну. Я ждал ответа, он мне нужен был сейчас сильнее всех других ответов в моей жизни. – Не говори, что это лишь ещё один шажок по мой дороге! Нет, я не верю!
- А что ты хочешь там увидеть? – внезапно раздался голос из-за правого плеча.
Да, рядом со мной стоял он, чёрный ангел, скрытый в разивающиеся по ветру одежды. Его ледяной и в то же время тёплый голос завораживал и будто бы манил меня.
- Ты так хотел остаток дней своих прожить счастливым, а шанс сегодня свой ты упустил.
- Не надо говорить сейчас про жертвы!
- А когда для этого будет время?
- Да никогда, что ты хочешь услышать? Что понимаешь, чем пожертвовал, когда назад уже ничего не вернуть? – Ответом было молчание. Меня это страшно раздражало, но я всё же взял себя в руки. – Кто ты?
- Я не больше, чем шанс, судьба. Второе дыхание, если угодно.
- Меня такой ответ не устраивает.
- А другой ты сам должен был найти, но ты был так нетерпелив, так недоволен. Ты всегда хочешь, чтобы было всё и сразу? – Теперь была моя очередь молчать. – Не умеешь довольствоваться мелочами? Идти на компромисы?
- Зачем мы здесь? – Попытался уйти от вопроса.
- Ты уже спрашивал, кто я. Ответ на второй вопрос не отличается от предыдущего.
- Что будет с Кирой? Она нашла выход? Что там? Жизнь, та жизнь, что она однажды оставила позади, смерть? Что-то о чем мы никогда подленно не узнаем?
- Почему ты так бепокоишься о этой девушке?
- Она стала близка мне за это время. Как родная...
- Кира просила однажды у меня второго шанса. Она не выполнила своё обещание и будет наказана.
Моё сердце упало куда-то вниз, рухнуло с этого обрыва. Разбилось о прибрежные камни и истекло кровью. Всего в один какой-то миг. Она будет наказана из-за меня. Не знаю, я правда не знаю, почему я так беспокоюсь об этой девушке, но есть какая-то причина, по которой я не мог думать о ней спокойно. Моё седце начинало биться, загарались глаза. И её глаза, всегда сияющие, такие чистые, нежные. Чем-то очень-очень знакомые. Я не могу причинить ей боль. Мой эгоизм будто испугался меня самого, он спрятался и сжался. Слова сами слетели с моих губ, а голос дрогнул и колени подкосились.
- Возьми меня. Я прошу тебя, накажи меня, не трогай её.
Чёный ангел шагнул вперёд, встав почти на самый край пропости. В лунном свете он казался мне особенно зловещим. Даже не знаю, но это создание пробуждало во мне только негативные чувства. Страх, ненависть, обиду... А сейчас он стоял, смотрев на моё обсессиленное тело. Смотрел куда-то мимо, будто сквозь меня. И мне это не нравилось, раздражало. И ненависть дала мне сил встать, взглянуть чудовищу в глаза.
- Нет.
- Ты не можешь отказать мне! – я схватил его за воротник. Не много приподнял, и прошипел ему, глотая неизвестную мне злость. – Ты не тронешь её!
- Нет, ей прийдётся нести это бремя.
И странная, чуждая в прошлом мне ярость охватила меня. Я никогда не был так ослеплён этим чувством. Почему-то, что-то мешало мне сейчас всё спустить на тормозах, взглянуть на всё со стороны, расслабиться. Сказать себе, что всё хорошо, что всё наладится. Почему-то я не мог всё так оставить, что-то говорило во мне, что-то протестовало. Только не Кира, только не она. Ангел начал что-то говорить мне, но я его уже не слышал, не понимал ни слова – только ярость. Неописуемя злоба.
- ...Ты понял, наконец ты понял, и, жалко, что так поздно...
Ангел говорил и дальше, а я уже прыгнул на него, схватил, сжимая его шею, прижал к себе, отталкиваясь от скалы. Он не возьмёт её, она не достанеся ему! Я заберу его с собой! Туда, вниз, на прибрежные камни...
Казалось, что время остановилось, так медленно вращался мир, вокруг моего падающего тела, как гулким басом продолжали отдаваться в ушах слова, Ангела, несущегося вместе со мной к своей смерти. Я видел, как наверху, где ещё секунду назад стоял я, появилась женская фигура. Я мог бы узнать в ней Киру, но сейчас это была не она, её тело будто покрылось рябью, начало вибрировать, двоиться. Снова вспоминались спецэфекты в каких-то дешёвых фильмах, будто что-то проступало из под маски знакомой мне девушки. Я слышал, как она кричала мне, кричала моё имя, но видел, как губы её говорят совсем другое. И всё будто накладывается одно на другое, подчёркивая нереальность происходящего. Мир расслаивался, отделяя действительность от желаемого подсознания. Я видел, как покрылись слезами до боли знакомые мне глаза. Ангел был прав, я понял, но понял слишком поздно...
Ещё секунда и девушка, безмолвно сделает шаг вперёд, сорвётся вслед за мной и так же растворится в морском прибое. Ещё секунда, всего одна. А сердце разрывается болью, от знания того, что будет дальше. Но ангел, чёрный ангел, автор этой трагедии, шепчет мне на ухо, будто успокаивая, жалея. С великой болью в каждом своём слове:
- Да будет так...
...Всё заливало светом. Наверное, было бы правильно сказать, что я ещё раз умер. Весь мир рассыплся, как карточный домик, рассеивался светом, пустым и жгучим. Моё тело упало на камни, упала и девушка, всё раскололось, осыпалось осколками в каледоскопе, а моё сознание всё ещё летело, завораживало, тянулось куда-то, куда-то в новый мир, куда-то вперёд. Образ девушки не выходил у меня из головы. Я падал и молился, молился, чтобы она боле не страдала, чтобы не была наказана из-за меня. И чтобы смогла меня простить. Я так виноват, я так виновен. И стыдно! Стыдно и обидно, за то, что я был слеп, так глуп, наивен! За то что я позволил этому случиться! Всё было ясно, почему всё это произошло...
Я лежал, закрыв глаза и зажмурившись от боли, странной боли, внезапно волной накрывшей моё тело. Я слегка застонал, услышал какой-то неразборчивый гомон и открыл глаза. Удивительно, как открытые глаза сняли мою боль, как сразу стало легко, спокойно. И только одна мысль терзала меня, не давала покоя. Я вскочил, пытался оглядеться, цеплялся за какие-то лица, за прохожих, столпвшихся вокруг меня. Ничего не понимая, я отметил, что просто так лежал перед выходом из метро, и не было ни какой машины, а под рекламой меня не ждала симпотичная и обаятельная девушка, так цеплявшая моё сознание. Люди встревожено смотрели на меня, видимо, на их глазах я просто упал, отлетел в сторону и потерял сознание. Мне что-то говорили, пытались взять за руку, успокоить, но я вырывался, расталкивал людей, пытался бежать к тому месту, где стояла девушка. Господи, её глаза, как мог ты позволить мне быть таким слепым и глупым?
Но девушки не было, всё верно. Её и не было здесь, только для меня, только для того, чтобы мы с ней встретились. Но почему я жив, я же просил смерти, я был готов отдать свою жизнь, чтобы она могла идти дальше! Чтобы успела сделать то, о чём мечтала! У неё столько прекрасного должно было быть ещё впреди! Почему я жив?!
Дрожа от судороги, сковавшей моё тело, я стал искать мобильник. Свинцовыми пальцами я набирал номер, звонил. Гудки, такие долгие и невыносимо громкие.
Гудок, и я, лешившись сил в отчаянии падаю на колени. Второй, моё сердце сжимается от страха, я перестаю дышать. Мне больно, так чертовски больно, что я не могу издать не звука, только слёзы. Немые слёзы скатываются по моим щекам. Третий...
- Андрюш?
- Надя! Господи, Надюш... – Сердце гулко ударилось в моей груди. – С тобой всё в порядке?
- А мне казалось, что тебя звали Сашкой... Пока я не поняла, что это ты... – Девушка замолчала на секунду. А моё сердце ударило ещё раз, последний аккорд бесконченой симфонии. – А ты так и продолжан звать меня Кирой...
- Прости меня... – Я уже всё понимал, и слёзы тяжёлыми каплями падали на камни московской площади. – Я люблю тебя, Надюш, люблю!
- Ты помнишь? Я пела твои песни... Я так виновата перед тобой, ты никогда простить меня не сможешь. Всё должно было иначе быть сегодня, прости... – Девушка замолчала на секунду. – Но ты просто помни, что я тебя любила...
В трубке раздался удар, скрежет, что-то свистнуло, шум ветра и ещё один удар, прервавший связть, оставивший меня лежать на коленях, бить от бессилия кулаками по брусчатке и безмолвно плакать...
Я должен был понять, я должен был остаться...
(1)
