рвать страницы; я сгораю, ты, видимо, тоже. Белым пеплом под утренним
пледом рассыпаться пустыми словами, улыбаться тебе до обеда и не думать,
затягивать швами загорелые тонкие плечи, прессовать молодые улыбки; это
просто – подумаешь, что же! – каждый платит за чьи-то ошибки.
Позвоночника темные карты выдают мне глухие секреты, я ищу их в
распятиях ребер, жилка пульса маячит ответом. Вся твоя география мыслей
уместится в раскрытой ладошке, ты считаешь, что мучить престижно, ты
приучен любить осторожно. Как ручная, как ласковый пряник, я сажусь у
тебя на дороге; ты смеешься, ты, видимо, тоже той стандартной, паршивой
породы. На пределе все мысли и чувства, мы считаем часами минуты, очень
искренне рвем все канаты и меняемся ядом к чему-то. Делаем наши
инъекции, внутривенно, под кожу, поглубже, и теряем предметы, причины,
ищем море в расплывшейся луже. Но когда-нибудь в памятный вечер я закрою
губами раны, растяну километры страхов и прошью разговорами воздух, в
наших играх не будет фальши, ведь для нежности слишком рано, а из окон –
лучи по векам, и для честности слишком поздно…