Исчадья роковой жатвы,
Обречены, идём кругами,
Нет, не свободны в мире вы,
Смеются небеса над вами
И ждут открытые гробы.
Застой и ярость жизни этой ,
Холодным инеем согретой,
Нам предвещают страшный сон:
В нём дышит тьмой Армагеддон
Под смех Анубиса и Сета,
Там мир проклятьем обречён.
И больше ничего не надо.
Эдемской тени и прохлады
Нам не почувствовать нигде,
Не забрести в покои сада,
А хлюпать в стиксовой воде,
Кричать и плыть на свет в туннеле,
Который светит еле-еле
И тухнет где-то вдалеке.
Застыли облака заката,
Окутав красной гладью мир,
Чумой… и в это время пир
Тяжёлой поступью солдата
Идёт бессмысленно куда-то…
О этот грязный мерзкий пир,
Где слизь – приправа для салата,
А гной и плесень – на гарнир.
Вся тьма слилась в котёл с бульоном,
Кипит и брызжет миллионом
Расплавленных кровавых сфер,
Свернулся жалким эмбрионом
В графине эля Люцифер
В обнимку с солнечным Амоном.
И сквозь хрусталь мы видим сквер
И ложь, что за природы лоном
Скрывает мир. Он слаб и сер.
Одно и то же. День за днём
В пьянящей спешке мы идём
Оставить след в пустыне света,
Где свет засох. Но слышен гром.
И как в последние дни лета
Золою пахнет и дождём.
Игра мозгов всего лишь это.
До горизонта не дойдём.
Дождь как мираж, частица мифа,
И на странице апокрифа
Строка, что смысла лишена.
Дождь – это тень от тела грифа
И перед смертью тишина.
(3)
