Волю дали саврасым ветрам.
Вьются ниткой следы волчьей стаи,
По заснеженным белым степям.
Волчье племя – жизнь без интереса,
Восемь диких, отряд палачей.
Запах плоти ведет к краю леса,
И двенадцать голодных ночей.
А вожак носом снег, разрывая,
Был свирепей и злее вдвойне.
Он бежал впереди своей стаи,
И дышал глубоко в тишине.
Желтых глаз его вид устрашает,
Его хвост был вершиной хвостов,
Серый мех в холода согревает,
И прокормит ярость клыков.
Солнце снова за лесом застыло,
Но в кровавый окрасилось цвет.
И луна уж оскалила рыло,
Предвкушая жестокий обед.
След учуял вожак, не поверив,
Разогнавшись, ускорил свой бег.
Он узнал запах этого зверя.
То был конь, рядом с ним человек.
И подкравшись, застыли как тени,
Выжидая удобный момент.
Волки нюхали воздух вечерний,
И смотрели добыче во след.
Рядом шли без предчувствий особых,
Припорошенные серебром,
Вороной, утопая в сугробах,
И мужик - он с двуствольным ружьем.
Выбор сделан, и цель очевидна
Конь не сможет здесь быстро бежать.
Как бы ни было это обидно,
Волки знают все, нужно решать.
Два прыжка и клыки в горло впились.
Жизнь коня уж в зубах вожака.
Остальные, рыча, суетились,
Покушаясь на жизнь мужика.
Ужасающий выстрел раздался,
И опешили волки в тот миг.
Конь вскочил и из леса помчался,
На него и запрыгнул мужик.
Убежали живыми их цели,
Не догнать уж голодным волкам.
На снегу пятна крови алели,
Умирающего вожака.
Вот и ночь, свои крылья расправив,
Тьму набросив поверх седины,
Молча по небу тучи гоняла,
Прикрывая свет бледной луны.
Он лежал и дышал часто очень,
Лентой высунув красный язык.
Его дети вокруг цвета ночи
Тихо выли, срываясь на рык.
Голод рушит все волчьи законы,
Запах крови влечет и… бросок!
Налетев на отца как вороны,
Вырывали из тела кусок.
Пусть свирепствует дикая стая.
Он детей уж давно всех простил,
Об одном лишь в тот миг вспоминая,
Что в последний раз их накормил.
(5)
