(слушать под Дельфина «Сумерки»)
…Они были одним и тем же. Но еще не полностью сознавали это. Они были половинками одной и той же луны. Он – светлая. Она – темная. Но все перемешалось до такой степени, что они порой не знали, где начинается он, а где она. Они были похожи, и одновременно такие разные.
Но главное, они жили друг другом, они жили любовью.
… она была слишком любопытна. Это доводило ее неприятных и опасных исходов. Она любила много думать, размышлять о мире, вселенных и всего что в них было и не было. Особенно о тайнах жизни и смерти. Много раз она пыталась, искала смерть. Но смерть не обращала на нее внимание. И она решила взбунтоваться, и посмотреть ей прямо в глаза, а потом в наглую развернуться и уйти.
Он уже привык к ее сумасшедшим, безумным, иррациональным непонятным идеям. Он уже привык не бояться за нее. Он знал, что она придет обратно, придет ради него.
Но ее новая идея, ее желание … для него это было слишком. Он не мог… не мог ее убить собственными руками… ему было слишком больно нести ответственность за ее жизнь, полагаясь только на собственное ощущение ее тела, той мощной, но хрупкой силы, которая была слишком необходима ему – ощущения жизни в ее венах.
Она попросила его утопить ее в ванной. И как только он почувствует, что момент настал – тот краткий миг, когда человек мертв, но еще есть время вернуть его назад – он должен заново дать ей рождение ее жизни.
Он никогда не простит себе того слабого и беспомощного повиновения ее прихоти, ее эксперименту, который стоил ему его собственной жизни.
Это происходило днем. Ярким, безоблачным днем. Когда сама жизнь кричит во все горло о своем присутствии.
Ванна. Неслышный поток воды из крана. Медленно наполняясь, она становиться жертвенником. Жертвенником собственной слабости.
Она зашла. Зашла так же жизнерадостно как и всегда, но умиротворенно. В ее глазах светилась не то уверенность, не то отблеск той бездны, которую она уже видела. Она слышала ее зов. И он на этот раз был сильнее, чем желание остаться с ним. И просто жить. Нет. Она не может. Если она снова родиться, то это будет уже не ее жизнь. И он уже будет не ее. Это больно. Это ужасно. Спокойная отчаянность и невозвратность душит ее своим холодным и бесчувственным одиночеством. Но это должно произойти. Она должна стать кусочком той бездны. А он… НЕТ! Нет. Нет… замолчи! Важнее она. Он… лишь… часть тебя. И эту дыру от него заполнит она. Нет…
Она, не раздеваясь, погрузилась в воду. Ее ладонь прикоснулась к той грани воды, которая отделяет от нее жизнь – воздух. Он прикоснулся своей ладонью к ее. Она видела расплывчатый образ его лица через рябь на воде. Она всегда его любила. До ее рождения, и она любит его после своей смерти…
Он крепко прижал ее спиной к дну. Его рука не дрогнула. Но слезы бесшумно и тягостно начали капать на кафель. Он стоял на коленях и как-то отрешенно наблюдал, как бессильно двигаются ее зрачки под веками закрытых глаз. Как пузырьки воздуха - в каждом из них таилась та загадочная и такая дорогая ему сила – ее жизнь – поднимались вверх и их становилось все меньше и меньше…
Он страдал. Будто он был Прометеем, у которого раз за разом отрывали с силой куски, но не печени, а сердца, души, самой его сущности. Кто-то вырывал их и съедал, но новые так и не появлялись. И пустота все больше и сильнее его заполняла, вскоре она переполняла его самого, которого уже не существовало, он был пустотой.
Он считал пульс в висках. И тот отражался ему пронзительными криками. С каждым ударом все громче. Звук его падающих слез глушил его. Он даже не слышал, как бьется его сердце.
Он чувствовал закипающую ярость. От того, что он был слаб, бессилен, что он не мог ничего вернуть назад…
Он знал. Он чувствовал. Осязал, как с каждой его слезой, стуком его чужого и ненужного более сердца исчезает с каждой новой силой последние капли его любви. Нежной, заботливой, чистой и такой неизведанной, неземной.
Каждое воспоминание о ее вздохе было переполнено, утоплено в его любви и его ярости.
Вот!... да! Момент. Тот миг. Он знал, что он настал, и нельзя медлить.
Он аккуратно и с силой вытащил ее из воды. Бездыханную, недвижимую. Он знал, что в этом чужом теперь для него теле есть еще та хрупкая и держащаяся на бесконечно тонкой и мгновенной ниточке часть ее, часть его самого.
Вдох. Рывок руки. 1, 2, 3, 4… вдох. Рывок руки. 1,2,3,4… вдох. Рывок руки. 1,2,3,4… вдох. Рывок руки. 1,2,3,4… вдох. Рывок руки.1, 2, 3, 4… вдох. Рывок руки. 1,2,3,4… вдох. Рывок руки. 1,2,3,4… вдох. Рывок руки. 1,2,3,4… вдох. Рывок руки…
Неужели… неужели он в самый важный момент его смерти прогадал?... Неужели он слишком сильно утоп в его собственных переживаниях. И не услышал ее немого зова?...
…нет…нет. Нет! Судорожный вздох. Зародилась новая жизнь в старом сосуде. Она почти не дышала. Ее сердце почти не стучало. Но уже была здесь.
« я люблю тебя».
«но я не люблю тебя».
Ты так и не поняла, что моя любовь сильнее смерти. Но я любил и люблю ее… а ты не она. Ты просто тело. Ты кусочек той бездны. Прощай…
(2)
