Солнечный лучик пробежал от стены до твоих ног. укрытых больничной простыней со штампиком. Пробежал и настойчиво застыл. Я не выдержал и приоткрыл ее, подставив, ему, твою маленькую почти детскую ступню, выдававшую возраст только блестящими напедикюренными ноготками. Ты спишь. Бледное, исхудавшее лицо инстинктивно повернуто к окну, в сторону яркого солнечного света. Словно ты питаешься им. Я вглядываюсь в твое лицо. Запоминаю его. Потому, что сейчас я должен буду уйти, и я уйду с этими воспоминаниями. Вернее улечу. Я знаю, как ненавистно тебе это слово.
Именно поэтому, хочу уйти, до того как ты проснешься. Не смогу видеть, как ты будешь, молча, плакать. Я не вынесу этого молчания. Лучше бы ты упрекнула, наговорила чего-нибудь, так как это делают другие. Но ты будешь молчать. Ты знаешь, что я должен возвращаться. Сейчас придет твой Ангел, и я уйду, уверенный, что ты в безопасности. Ты говоришь, что твоя болезнь нас примирила. Это не так. Мы не ссорились. Ну, за исключением того случая, у него на даче, когда мы сцепились. Зачем ссориться. Это бессмысленно. Мы оба обречены любить лучшую на земле. Но с ним тебе будет надежней. Он считает тебя чудом и это забавно. Пусть он и не понимает тебя, так как я. Не понимает, зачем тебе эта двойная жизнь. Ему не нужны твои стихи, и твои картины, он слишком прагматичен для этого. Не понимает насколько одиноко тебе быть «белой вороной», чудачкой, не от мира сего. Насколько трудно тебе быть в своей работе железной, прямо таки железобетонной. Я то знаю, что это не ты. Но ты не хочешь уезжать отсюда, из этой богом забытой страны. А я никогда не смогу здесь жить. А за эти дни я понял, как ненавижу ее. Никогда не смогу понять, как можно работать, не отвечая ни за что, даже когда обязан, когда должен. Когда тебе платят деньги и большие, тем не менее, ничего даже не пытаться сделать. Понимая, что от тебя зависит жизнь другого, не попытаться помочь. И если бы это был один человек. Но это буквально все, все от кого хоть сколько-нибудь зависела твоя жизнь. В паспортном столе, в Министерстве, в банках,. Это невообразимо. Я объездил полмира. Я был на всех континентах. Мне попадались разные люди. Но такого полнейшего равнодушия я не видел нигде!!! Я ненавижу такую Россию. Я отказываюсь понимать ее. Самое странное, что Ангел воспринимал это как само собой разумеющееся, со свойственной ему флегматичностью. Единственный раз я увидел, как он вышел из себя. Это когда у тебя была остановка сердца, а этот, не могу назвать его врачом, констатировал смерть и отказался тебя реанимировать. Честно скажу, у меня был шок, а Ангел просто сгреб этого, в охапку и сказал «Ты, ******, ведь тоже хочешь жить, так поторопись». А видя мое лицо, все очень ясно объяснил: «Очнись, ты в России, и забудь здесь свои интеллигентские замашки». И я забыл. Самое странное, он даже охрану не позвал. Только кровь с лица утер и все. И тебя реанимировал. Ты хочешь здесь остаться? Среди таких? Ангел может, но ты?
Правда, есть еще другая Россия. Поклонись от меня еще раз этому рыжему Хирургу Ванечке ( так ведь его все называют). Ведь он мог пройти мимо, даже не заглянуть в палату.( и это в субботу вечером, когда и врача –то в больнице не найдешь). Ты не его пациентка и он не обязан. Но он не только заглянул, но и прооперировал. Хотя видел твою историю болезни, и знал, что профессора на это своем консилиуме приговорили тебя, сказав, что операцию ты не перенесешь и надо ждать. Чего?!!! Смерти. И никто за это не ответит. Ты же не умерла, благодаря этому простому рыжему Ванечке. А когда, после операции я подошел поблагодарить его, как это принято, он так посмотрел… И эти слова его: «Это было необходимо. Потом было бы поздно». Как я могу это понять!!!. А Ангел просто узнал у сестер его адрес и мы отблагодарили его через жену. И ничему он не удивляется.
Солнечный лучик продолжает настойчиво греть твои ножки, и я не выдерживаю, наклоняюсь и целую тебя в золотистый завиток на виске. Вот и мой прощальный поцелуй, я смог это сделать, не разбудив тебя. Тихо, как всегда бесшумно, заходит Ангел. Мы молча смотрим друг на друга. Мы не соперники. Мы союзники. Мне пора уходить.
Ты ведь простишь мне это. Мой маленький, славный Судзуме. Гомен.
(0)
