БЛЕСК…
- Подсудимый, в каких целях вы использовали
психотропные препараты, найденные у вас
в квартире при обыске?
- В каких целях? Пожалуй, в целях поиска эпитетов.
Шутка.
психотропные препараты, найденные у вас
в квартире при обыске?
- В каких целях? Пожалуй, в целях поиска эпитетов.
Шутка.
Рад всех приветствовать, и покорно отвечаю своим волшебством, поочередно на все обращенные ко мне улыбки. Тем же, на чьих лицах я читаю недоумение, к волшебству этому прикладываю пояснение, по всем правилам убранное в нарядную подарочную обертку. Сразу обмолвлюсь, что пояснение это составлял я впопыхах, заведомо предполагая, что оно вам нравится. Иначе и быть не может, иначе, откуда же взяться блеску – волшебству моему не прошенному.
Мне сложно сразу объяснить вам бессмысленность следующего моего действа, поэтому просто сделаю это, представлюсь. Меня зовут… Господи, как только я себя не величал, и люди всегда с охотой подбирали эти имена, и волочились имена за мной, бухаясь головами о мостовую. Одно из последних имен, возможно, будет весьма емким, чтобы передать вам всю его бессмысленность и весь его блеск. Взошло имя это ко мне из глубин моей же истории. Будучи тяжело больным, в бреду, соприкоснулся я с великим чудом. И так чудо это поразило меня, до такой степени ошарашило, что, обезумев, возомнил я и себя великим, соизмеримым с увиденным. Эх, как я был далек от истины, и как близко подобрался к ней в тот момент. Всегда с ней, с красотой, так, неуловима, как звон камертона. Да, и именоваться мне вдруг вздумалось как-нибудь велико. Тогда, далеко не ища, ища близко, назвался я Каином, да-да, тем самым, убийцей брата . И как водится с волшебством моим необузданным, закружилась, завертелась пурга красоты… Не нашлось Каину места в мировой паутине, забиты все блоги, Каинов хоть пруд пруди. Тогда начал я Имя коверкать, может иначе как войдет. И вошло, предварительно преобразившись в Kay-n. Вот так я стал запечатленным во льдах Каем с многообещающим номером N. Я стал армией каев, покорных слуг Снежной Королевы, разбрызгивающих по миру блеск и мерцание ее ледяных нарядов. Пшик, и полетели, полетели, мириадами блесток, и вот уже кристаллик за кристалликом строится мостик, и вот уже на этом мостике встретились два взгляда, и он заулыбался ей, а она ему, кр-р-р-крас-сота!!!
Все это произошло за долго до того, как я понял, что профессия моя – Разбрызгиватель красоты, что ни для чего я более не приспособлен, и ни на что более, судя по всему, не годен.
Вы уж извините меня, пожалуйста, что я к вам спиной. Вы скоро привыкните, а мне так удобно и уютно в этой моей позе, что менять ее, страсть, как не хочется. К тому же, если вы хотите увидеть мое лицо, вы можете сделать это в отражении зеркал напротив, опять же, по волшебству, создающих бесконечный тоннель – красота. Вы видите? Я вам улыбаюсь.
Да-а, погорячился я с именем. Нас, разбрызгивателей, действительно по всему свету, как снежинок ни счесть. Вон того видите, классический разбрызгиватель. Да, вы сами взгляните… С пеной у рта стоит, своим браткам что-то доказывает.
- Вы че, не рубите? Они ж лохи. Че тебе эта трава? А? У тя ее целый огород, мамка полоть с ног сбилась. А эти долбоебы, за стакан твоих шишек весь короб свого зелья отдают.
- Ну, и нахрена оно нам?
- Как нахрена? Вы че, реально не рубите? Да, вы знаете, скока в столице, на дискаче, за это дадут? А?
- Знаем, знаем, - толи и впрямь знают, толи чутье у них, - лет десять, с конфискацией.
- Бараны, вы. Да, я с человека по штуке сниму. А на человека-то надо, я видел, как они тянуться, по крупице.
Есть у волшебства моего свойство, раз брызнули, стало быть, завертелось. Ушло волшебство за стакан травы – красота. И пошла, пошла красота своими бархатными лапками шур-шур-шур, всепроникающая, всеобъемлющая, непостижимая красота. И вот она уже повисла легким инеем у вас на бровях. А вон у той красавицы по всем щекам блеск, и она счастлива, и только льдом поддернуло ее руку в спираль, уходящую в ее чудный коготок, на котором, на самом кончике, блеск, красота. И она счастлива, и я счастлив, и вокруг кра-со-та!!!
Смотрите-ка, разбрызгивателя нашего понесли. Ой, бедненький, весь облеванный. Что же это с ним? Должно быть, красоты коснулся. Ветром пылинку красоты сдуло и ему на слезинку, морозом выбитую, она упала. А там, как пошла красота, сама в себя превращаться, да так быстро, так ловко, так красиво, что не удержался наш разбрызгиватель, очистился прямо перед всеми. Ой, да молодец. Вышла из него вся чернь, накопившаяся за жизнь, лишенную красоты. Ушло все лишнее, и наполнился наш разбрызгиватель чудным сиянием. Смотрите, смотрите, он охраннику ноги целует, и только повторяет, красота, красота…
А куда она вся девалась? Ведь много ее было? Ну, на разбрызгивателе нашем немного набрызгано. Хорошо. Вокруг немного мерцает. А остальное-то где? Гляди-ка, как молодца нашего несли, так, прям, тропка красоты насыпалась. Вы только взгляните на это. Едва ли кто из смертных видывал что-либо подобное раньше. Нет, черт побери, мы с вами первые, кому довелось увидеть подобную красоту. Запечатлейте же эту картину, сохраните ее в своем сознании, прикоснитесь к ней спиной, позвоночником и пролейтесь по ней всем своим существом. Вы испытали это восхитительное ощущение, что вы и все окружающее вас это одно целое? Красиво?
Распахнуло дверь, сквозняком непоседой, взметнуло облако красоты и разнесло по всему свету. И вот уже сотни людей накрыло блеском волшебства. И… Кто это? Да, это же Машенька. Счастливая улыбка сменила грусть. Машенька остановила свой бег и, затаив дыхание и зажмурившись, слушает, как красота разливается по ее телу. Совсем недавно Машеньке довелось повстречаться с одним из разбрызгивателей. Эта встреча была для нее незабываема. Он капнул на Машеньку самую малость красоты, улыбнулся и исчез. Ах, негодник. Не объяснил ничего, набрызгал и растворился. Упиваясь красотой, Машенька так боялась, ее утратить. Откуда ей было знать, что неиссякаема красота, и если уж где она появилась, то ни чем ее уже не изведешь. А коль кругом красота, так и человека найти не трудно. Скользит Машенька по тонкой сияющей спирали к центру, да только так выходит, что не к центру движение ее, а, напротив, к оконечности спирали. А там, кто это? Да это же он, тот разбрызгиватель, что встречался ей давеча. Он улыбается Машеньке, и, не разжимая губ, произносит ей в самое сердце, я люблю тебя, ты только подожди немного, мне надо закончить кое-что. Он подмигивает и вновь улыбается ей и возвращается к своему делу. С другом своим, художником они обсыпались волшебным блеском и творят. Что? Красоту, конечно же. А Машенька, бросив на них последний восторженный взгляд, ускользает по одной из многочисленных спиралей, растекаясь по ней, проникая в самую ее суть. Красота.
И растет, и множится красота, словно морозный рисунок, завиваясь кудрями, по стеклу стелется. А вокруг сотни… Тысячи?.. Миллионы улыбок, в глубоком восторге застывших, и взглядов восторженных миллионы, и каждый – часть общего. В эту торжественную паузу хочется только не потревожить покой... Излишняя попытка воспринять себя как личность, приводит лишь к новому приливу радостного успокоения... Осознав полностью единство со всеми проявлениями окружающего мира, человек начинает обращаться к окружающим субъектам, как к проявлениям самого себя. И она слышит их разговор. И воспринимает их мысли, их суждения, их эмоции, как свои. Она спрашивает себя, сама же и отвечает. Не поняв еще, о чем речь, она уже чувствует, что идет полемика, но не ожесточенное соперничество, а скорее беседа, обсуждение занятной темы.
- Тебе проще.
- От чего же?
- Труд писателя позволяет чужое с легкостью выдавать за свое.
- А-а, я знаю, сейчас ты начнешь рассказывать про то, что все созданные писателями миры, остаются бесприютными сиротами. Так?
- Но, но, книги из зала попрошу не выносить.
- Да, это правильно, книги не должны уходить к людям, люди должны приходить к книгам.
- Это вы бредите, друг мой. Когда это такое было, чтобы книги ходили?
- Литературный образ – книга идущая по миру.
- Не разбредаться. У нас дело незакончено.
- Хорошо. На чем мы остановились?
- Краски. Нам нужны тона.
- И так, тона. Мы повторяем любой произвольный объект много раз.
- И вот, у нас готов тон. Сколько тонов нам нужно для рисования?
- Семь?!
- Может быть, достаточно трех?
- Конечно, семь было бы лучше, но трех будет достаточно!
- Желтый, зеленый и красный?!
- Совершенно верно!
- А это что такое? Откуда здесь взялся оранжевый?!
- Ну, чего тут непонятного?! Оранжевый это когда желтый и до пронзительности проступают красный и зеленый!
- Но ведь тогда все утекает в фиолетовый!
- Да. Но если не утекает, то непременно становится оранжевым!
- А после, каким угодно!
- Переливаясь и вспыхивая все новыми и новыми оттенками!
И переливается, и вспыхивает красота, и блестит-светится кристаллами льда под полярным сиянием. И вот уже все лицо у него, у нее, у них всех в блестках красоты. И вот они уже сами блеск, вновь и вновь повторяющий себя и рождающий все новые и новые переливы красок. Красота, застывшая в вечном осознании себя. И не смотря на свою несомненную причастность к всеобщему торжеству умиротворения, ты ощущаешь приторную неуместность к данному времени, к данному контексту событий, но именно эта неуместность и несвоевременность заставляют тебя слиться с миром, раствориться в дыхании космоса. На миг кажется, что круговорот времени приостановлен, быть может прекращен на всегда, лишь тишина и блеск. Но в последнее мгновение, когда процесс остановки видится уже не обратимым, нечто будоражит все вокруг, и вновь появляются повсеместная рябь и движение. И ты видишь, что это кошка носится кругом и говорит, вот я, расскажи обо мне, и она дергает диван когтями и вся-вся-вся кричит собой, это я твоя животрепещущая реальность.
(3)
