Романтизм Жуковского (баллада "Лесной царь")

Я утешится безмолвная печаль,

И резвая задумается радость.

А. Пушкин

Василий Андреевич Жуковский — выдающийся русский поэт и общественный деятель, отдавший много сил и таланта развитию национальной литературы и русской словесности. Он является основоположником жанра баллады в России. Его перу принадлежат не только оригинальные “русские” баллады, но и талантливые переводы из зарубежной классики, например, “Лесной царь”. Это перевод баллады Гете “Erlkonig”, сюжет которой немецкий поэт-философ заимствовал в датском народном эпосе.

Жуковский отступил от подлинника, но его перевод по совершенству формы сразу же был признан образцовым.

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?

Ездок запоздалый, с ним сын молодой.

К отцу, весь издрогнув, малютка приник;

Обняв, его держит и греет старик.

Многие переводы и переложения Жуковского стали классическими. В них поэт прежде всего улавливал тон и дух образца, переживая драматические ситуации. Так и в балладе “Лесной царь мы слышим проникновенный голос рассказчика, которому жаль больное дитя, принимающее горячечный бред за действительность. Поэт не просто передает разговор отца с сыном, он сам ощущает страх ребенка и бессилие отца помочь ему:

“Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?”

“Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:

Он в желтой короне, с густой бородой”.

“О нет, то белеет туман над водой”.

И романтическим злодеем, духом, искушающим невинную душу, воспринимается лесной царь — король духов:

“Дитя, оглянися; младенец, ко мне;

Веселого много в моей стороне:

Цветы бирюзовы, жемчужны струи;

Из золота слиты чертоги мои...”

С каждым четверостишьем нарастает драматизм баллады. Поэт держит в неослабном напряжении своих читателей, невольно задающих себе вопрос: кто победит в этим; единоборстве—дух или человек?

“Дитя, я пленился твоей красотой:

Неволей иль волей, а будешь ты мой”.

Эмоциональное и художественное воздействие произведения настолько велико, что нам кажется — мы физически ощущаем страдания ребенка, его боль, ужас и страх перед лесным эльфом:

“Родимый, лесной царь нас хочет догнать;

Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать”.

Ездок оробелый не скачет, летит;

Младенец тоскует, младенец кричит...

И неожиданная оригинальная концовка совершенно обескураживает: где те добро и справедливость, которым суждено торжествовать? Их нет в нашем мире.

Ездок погоняет, ездок доскакал...

В руках его мертвый младенец лежал.

Зло всегда настигает слабых и беззащитных.

В переводах Жуковский выступает как подлинный творец, позволяя себе отступать от буквальной точности оригинала. Он как бы сочинял баллады на заданную тему, “вышивая новые узоры по старой канве”. Он говорил, что поэт-переводчик — соперник автора, и практически доказал это своими прекрасными переводами.