Раскрытие образа Макара Нагульнова в романе «Поднятая целина»

Незабываемый образ Макара Нагульнова, преданного партии коммуниста, одержимого идеей всемирной революции, создал Михаил Александрович Шолохов в романе «Поднятая целина». Макар — беспредельно преданный партии человек, он резкий и порывистый, очень нетерпеливый. Сейчас и сегодня он хочет добиться всеобщего счастья и благополучия. Он люто ненавидит врагов советской власти, видя все зло в частной собственности. На слова Давыдова об организации колхоза Нагульнов с восторгом отвечает: «Это — дюже верная мысля: всех собрать в колхоз. Это будет прелесть, а не жизнь!» Во время гражданской войны Нагульнов «рубил гадов беспощадно», был награжден орденом Красного Знамени, и теперь коллективизацию он воспринял как новый призыв к бою.

«Я зараз, дорогой товарищ, как во дни гражданской войны,— говорил он Давыдову,— как на позиции. В землю надо зарыться, а всех вовлечь в колхоз».

Нагульнов — романтик, мечтающий о мировой революции, он напоминает героя светловской «Гренады». Но в стремлении к светлой мечте Макар порой отрывается от действительности. На фразу Давыдова, что за убой скота нельзя расстреливать, Макар закричал: «Загубите вы, такие-то, мировую революцию!» нагульное не сомневается ни в одной своей мысли, ни в одном действии, порой совершает грубые политические ошибки, вредящие делу коллективизации. Виной тому не только его малограмотность, но и провокационные действия врагов. Он бьет Банника в ответ на фразу того, что лучше отдать семенной хлеб свиньям, чем засыпать в общественный амбар. Нагульнов не может вынести, когда слышит оскорбления и насмешки в адрес того, что ему дороже жизни. На шутку Банника над социализмом Макар грозно говорит: «Ты шути, да знай меру! За социализм самый цвет людей погиб, а ты, дерьмо собачье, над ним вышучиваешься? Удались зараз же отседова, контра, а то вот дам тебе в душу, и поплывешь на тот свет».

Но Макар умеет и признавать свои ошибки. Теперь Нагульнов сам призывает не гнаться за дутыми процентами коллективизации, а укреплять колхоз, очищая его от бездельников и тунеядцев.

В романе даны сцены, показывающие Нагульнова в личной жизни. Он глубоко любит Лушку, хотя прячет свое чувство за аскетической суровостью. «Я ведь заостренный на мировую революцию,— говорит он Давыдову.— Я ее, любушку, жду... А баба мне — тьфу и больше ничего». Он освобождает Лушку из-под ареста и дает возможность уйти ей от ответственности. В оправдание он говорит Разметнову: «Молчи! Я ее все-таки люблю, подлюку...» Последним штрихом, характеризующим с этой стороны Макара Нагульнова, является сцена прощания его с Лушкой. «Макар, сходя со ступенек крыльца, небрежно кивнул ей на прощанье, Лушка, провожая его глазами, остановила на нем долгий взгляд, низко склонила в поклоне свою гордую голову. Выть может, иным представился ей за эту последнюю в их жизни встречу всегда суровый и немножко нелюдимый человек? Кто знает...»

Погиб Нагульнов, как и жил, с разбегу, опрометчиво кинувшись на врагов советской власти. Скупой, но сердечной фразой Шолохов высказывает свое отношение к герою: «...вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка, текущая откуда-то с верховьев Гремячего буерака... Вот и все». Можно соглашаться или не соглашаться с автором в его трактовке героев, но одного нельзя — вычеркивать прошлого. Твардовский был прав, говоря:

* Кто прячет прошлое ревниво,

* Тот вряд ли с будущим в ладу...

Среди всех коммунистов, подробно описанных или только упомянутых в романе «Поднятая целина», самым колоритным и, как это ни странно на первый взгляд, самым репрезентативным является Макар Нагульнов. Его странные, смешные или неприятные черты на самом деле представляют собой попытку буквального следования заветам коммунистического учения, они*— следствие его умения «не отвлекаться от революции». Но, как выясняется в романе, «отвлечением от революции» оказывается вся жизнь, до того, что Андрей Разметнов уверяет, что Нагульнов способен отдать приказ выхолостить всех мужиков, чтобы они на баб не заглядывались и от революции не отвлекались. Поэтому вполне последовательный герой по необходимости является как герой ущербный, раненный в голову, страдающий припадками.

Если Андрей Разметнов способен всерьез страдать от вида раскулаченной семьи Гаева, где детей — одиннадцать штук, если Давыдову для оправдания совершаемого нужно вспомнить собственное страшное детство, когда он остался старшим у матери, мужа сослали, а у нее еще трое, кроме него, и мать, чтобы прокормить детей, пошла на улицу, то Нагульнов ни на миг не сомневался в справедливости и истинности происходящего, мало того, усомнившегося Разметнова сразу записывает во «враги» и «гады».

* «— Гад? — выдохнул звенящим шепотом, стиснув кулаки. — Как служишь революции? Жале-е-ешь? Да я... тысячи станови зараз дедов, детишков, баб... Да скажи мне, что надо их в распыл... Для революции надо... Я их из пулемета... Всех порежу! — вдруг дико закричал Нагульнов, и в огромных, расширенных зрачках его плеснулось бешенство, на углах губ вскипела пена.

* — Зарублю-у-у-у! — а сам уже валился набок, левой рукой хватая воздух в поисках ножен, правой судорожно шаря невидимый эфес шашки».

Для Нагульнова не просто нет и не может быть никаких сомнений в правомерности любого действия на благо революции, но все вообще качества человека, все ценности являются таковыми или не являются в зависимости от того, на какой стороне находится их владелец. Замечательное рассуждение Нагульнова: «Вот был, к примеру сказать, у нас в дивизии бас — на всю армию бас! Оказался стервой: переметнулся к врагам. Что же ты думаешь, он и теперь для меня бас? Черта лысого! Теперь он для меня фистуля продажная, а не бас!» — могло бы быть в точности повторено «руководителями культуры» в советскую эпоху, если бы у них хватило Макаровой искренности и прямоты, а главное, уверенности в правоте того дела, которому они служили. Если Нагульнова не призывают непосредственно нужды революции, то он находит себе дело, могущее в будущем способствовать ее успешному и победному шествию. Например, начинает учить английский язык, не будучи в состоянии почти ничего запомнить из-за больной, вследствие полученной раны, головы и припадков. Все дела, предпринимаемые им для скорейшего пришествия мировой революции, столь же фантастичны и далеки от реальной жизни. Жену свою, Лушку, он как бы отпустил «за ненадобностью». Ревности он вроде бы не испытывает, опять-таки весьма последовательно отрекаясь от последних остатков «собственнического инстинкта» . Друг и соратник для него гораздо дороже и важнее жены.

И еще одна важная черта в образе самого последовательного коммуниста, борца за мировую революцию. Это его способ наведения порядка в мире. Если что-то портит этот порядок, с точки зрения Нагульнова и коммунизма, оно подлежит немедленному и безжалостному уничтожению. Так он рубит голову петуху Аркашки Менка, потому что его голос нарушает стройность петушиного хора, так он предлагает расстрелять тех, кто резал скот, так он уничтожит любое и любого, если сочтет его вредным для революции.

Образ Макара Нагульнова обаятелен, ибо включает в себя абсолютную и непоколебимую веру в свое дело и преданность этому делу. Но сквозь его чистоту, искренность и страстность проступает такая не сомневающаяся в себе жестокость, такая безоглядная способность к разрушению, что под сомнением оказываются и сама вера и преданность, позволяющие человеку быть столь бесчеловечным.