Пересказ «песен» Бояна включенный в текст «Слова о полку Игореве»
Известный пересказ «песен» Бояна о Всеславе Полоцком, включенный в текст «Слова о полку Игореве», неоднократно привлекал внимание различных исследователей, пытавшихся выяснить исторические предпосылки определенных эпизодов, восстановить последовательность и причины реальных событий или реставрировать общий комплекс представлений о загадочном князе-оборотне. Следует отметить, что в большинстве случаев в центре внимания оказывались «темные места», возможные варианты их толкований и исправлений, в то время как четкий, лишь в незначительной степени изученный мифологический пласт оставался за пределами исследования. В первую очередь это относится к чрезвычайно редким в древнерусской литературе (тем более, столь раннего времени) упоминаниям божеств пантеона, память о которых усиленно вытравлялась церковью. Цель данной заметки — показать возможность мифологического прочтения спорного отрывка легенды о Всеславе.
И ночное оборотничество Всеслава, и упоминание Хорса с неизбежностью приводят нас к той части мифологических представлений различных народов, которая концентрируется вокруг наиболее важной стороны солнечного мифа: ночного пути дневного светила, его умирания и воскресения в водах подземного мира, его схождения на закате в царство мертвых и т. д.
Трудно переоценить роль, которую играли представления о «нижнем мире» и культ божеств в жизни культурных народов древности. Не пытаясь даже в общих чертах охватить все сложное многообразие культов, мистерий и образов, на которых строилось дуалистическое постижение «жизни — смерти», «микрокосма — макрокосма» и т. п., стоит отметить, что персонажи, окутанные тайной мрака, в представлениях древности и средневековья имели гораздо большее значение для повседневной жизни, чем их дневные антитезы, а вернее — всего лишь их дневные ипостаси.
Этот дуализм, подробно разработанный в религиозных учениях и культах индоиранского мира, наиболее полно воплощенный в зороастризмеи, в европейском средневековье нашел благоприятную почву среди еретических сект, из которых в южной Европе наиболее известны катары и альбигойцы, а в восточной — богумилы (Болгария) и, чьи сочинения обращались на Руси, попадая в индексы «отреченных» книг.
Чтобы понять хотя бы отчасти, каким образом это олицетворение Хаоса и Первопричины выделило из себя солнечную ипостась, трансформировавшуюся в четкий образ гигантского петуха, следует обратись внимание на повсеместную связь в индоиранском (и индоевропейском) регионе солнечной символики с петухами, выступающими в качестве излюбленного объекта жертвоприношения (в том числе и заупокойной жертвы) от Балтики до Индийского океана и от Пиренеев до Уральских гор и Памира. Изображения петухов мы встречаем на кельтских ритуальных сосудах, на сакральных вышивках восточнославянских народов, на ритуальных бронзах Луристана. С петухами связан культ Деметры и Персефоны на Боспоре Киммерийском и, как утверждает А. А. Перодольская, именно «изображения петуха указывают на связь с культом хтонических божеств.