Характеритика героя романа Илья Ильич Обломов

Главный герой романа — Илья Ильич Обломов, помещик, живущий, однако, постоянно в Петербурге. Характер Обломова выдержан прекрасно на всем протяжении романа. Он далеко не так прост, как может показаться с первого взгляда. Главные черты характера Обломова — почти болезненная слабость воли, выражающаяся в лени и апатии, затем — отсутствие живых интересов и желаний, боязнь жизни, боязнь всяких перемен вообще. Но, наряду с этими отрицательными чертами, есть в нем и крупные положительные: замечательная душевная чистота и чуткость, добродушие, сердечность и нежность; у Обломова «хрустальная душа», по выражению Штольца; эти черты привлекают к нему симпатии всех, кто приходит с ним в ближайшее соприкосновение: Штольца, Ольги, Захара, Агафьи Матвеевны, даже его прежних сослуживцев, навещающих его в первой части романа. Притом от природы Обломов далеко не глуп, но его умственные способности дремлют, подавленные ленью; есть в нем и желание добра, и сознание необходимости сделать что-либо для общей пользы (например, для своих крестьян), однако все эти хорошие задатки совершенно парализованы в нем апатией и безволием. Все эти черты характера Обломова ярко и выпукло выступают в романе, несмотря на то, что в нем мало действия; в данном случае это не является недостатком произведения, так как вполне соответствует апатичной, недеятельной натуре главного героя. Яркость характеристики достигается, главным образом, путем накопления мелких, но характерных подробностей, живо рисующих привычки и наклонности изображаемого лица; так, по одному описанию квартиры Обломова и ее обстановки на первых страницах романа можно составить довольно верное представление о личности самого хозяина. Такой способ характеристики принадлежит к числу излюбленных художественных приемов Гончарова; оттого в его произведениях и встречается такая масса мелких подробностей быта, обстановки и т. д.

В первой части романа Гончаров знакомит нас с образом жизни Обломова, с его привычками, а также рассказывает о его прошлом, о том, как сложился его характер. В течение всей этой части, описывающей одно «утро» Обломова, он почти не сходит со своей постели; вообще, лежание на постели или на диване, в мягком халате, было, по словам Гончарова, его «нормальным состоянием». Всякая деятельность утомляла его; Обломов пробовал когда-то служить, но не долго, потому что никак не мог привыкнуть к требованиям службы, к строгой аккуратности и исполнительности; суетливая служебная жизнь, писание бумаг, цель которых была для него иногда неизвестна, боязнь наделать промахов, — все это тяготило Обломова, и, отправив раз служебную бумагу вместо Астрахани в Архангельск, он предпочел выйти в отставку. С тех пор он зажил дома, почти никуда не выезжая: ни в общество, ни в театр, почти не выходя из любимого покойного халата. Время его проходило в ленивом «переползании изо дня в день», в праздном ничегонеделании или в не менее праздных мечтаниях о громких подвигах, о славе. Эта игра воображения занимала и тешила его, за отсутствием других, более серьезных умственных интересов. Как всякая серьезная работа, требующая внимания и сосредоточения, чтение утомляло его; поэтому он почти ничего не читал, не следил за жизнью по газетам, довольствуясь теми слухами, которые заносили к нему редкие гости; недочитанная книга, развернутая посередине, желтела и покрывалась пылью, а в чернильнице вместо чернил водились только мухи. Всякий лишний шаг, всякое усилие воли были ему не под силу; даже забота о самом себе, о собственном благосостоянии тяготила его, и он охотно предоставлял ее другому, например, Захару, или же полагался на «авось», на то, что «как-нибудь все устроится». Когда предстояло принять какое-нибудь серьезное решение, он жаловался, что «жизнь всюду трогает». Его идеалом была спокойная, мирная жизнь, без забот и без всяких перемен, так, чтобы «сегодня» было похоже на «вчера», а «завтра» на «сегодня». Все, что смущало однообразное течение его существования, всякая забота, всякая перемена пугали и удручали его. Письмо старосты, требовавшего его распоряжений, и необходимость съезжать с квартиры казались ему настоящими «несчастиями», по его собственному выражению, и он успокаивался только тем, что как-нибудь все это устроится.

Но если бы в характере Обломова не было других черт, кроме лени, апатии, слабоволия, умственной спячки, то он, конечно, не мог бы заинтересовать собою читателя, а также не заинтересовалась бы им Ольга, не мог бы послужить героем целого обширного романа. Для этого необходимо, чтобы эти отрицательные стороны его характера уравновешивались не менее важными положительными, могущими вызвать нашу симпатию. И Гончаров, действительно, с первых же глав показывает эти черты личности Обломова. Для того чтобы яснее оттенить его положительные, симпатичные стороны, Гончаров ввел несколько эпизодических лиц, появляющихся в романе только один раз и затем бесследно исчезающих с его страниц. Это — Волков, пустой светский человек, франт, ищущий в жизни одних удовольствий, чуждый всяких серьезных интересов, ведущий жизнь шумную и подвижную, но тем не менее совершенно лишенную внутреннего содержания; затем Судьбинский, чиновник-карьерист, весь погруженный в мелкие интересы служебного мира и бумажного делопроизводства, а «для всего остального мира он слеп и глух», по выражению Обломова; Пенкин, мелкий литератор сатирического, обличительного направления: он хвалится тем, что в своих очерках выводит на всеобщее посмеяние слабости и пороки, видя в этом истинное призвание литературы: но его самодовольные слова вызывают отпор со стороны Обломова, находящего в произведениях новой школы одну только рабскую верность природе, но слишком мало души, мало любви к предмету изображения, мало истинной «человечности». В рассказах, которыми восхищается Пенкин, нет, по мнению Обломова, «незримых слез», а есть только видимый, грубый смех; изображая падших людей, авторы «забывают человека». «Вы одной головой хотите писать! - восклицает он, - вы думаете, что для мысли не надо сердца? Нет, она оплодотворяется любовью. Протяните руку падшему человеку, чтобы поднять его, или горько плачьте над ним, если он погибает, а не глумитесь. Любите его, помните в нем самого себя... тогда я стану вас читать и склоню пред вами голову...» Из этих слов Обломова видно, что его взгляд на призвание литературы и его требования от писателя гораздо серьезнее и возвышенней, чем у профессионального литератора Пенкина, который, по его словам, «тратит мысль, душу свою на мелочи, торгует умом и воображением». Наконец, выводит Гончаров еще некоего Алексеева, «человека неопределенных лет, с неопределенной физиономией», у которого нет ничего своего: ни своих вкусов, ни своих желаний, ни симпатий: Гончаров ввел этого Алексеева, очевидно, для того, чтобы путем сравнения показать, что Обломов, несмотря на всю свою бесхарактерность, вовсе не отличается безличностью, что у него есть своя определенная нравственная физиономия.

Таким образом, сопоставление с этими эпизодическими лицами показывает, что Обломов в умственном и нравственном отношении стоял выше окружающих его людей, что он понимал ничтожность и призрачность тех интересов, которыми они увлекались. Но Обломов не только мог, но и умел «в свои ясные, сознательные минуты» критически отнестись к окружающему обществу и к самому себе, признать свои собственные недостатки и тяжело мучиться от этого сознания. Тогда в памяти его пробуждались воспоминания о годах юности, когда он вместе со Штольцем был в университете, занимался наукой, переводил серьезные научные сочинения, увлекался поэзией: Шиллером, Гете, Байроном, мечтал о будущей деятельности, о плодотворной работе на общую пользу. Очевидно, в это время и на Обломова оказали свое влияние идеалистические увлечения, господствовавшие среди русской молодежи 30-40-х годов. Но влияние это было непрочно, потому что апатичной натуре Обломова несвойственно было продолжительное увлечение, как несвойственна была систематическая напряженная работа. В университете Обломов довольствовался тем, что усвоил себе пассивно готовые выводы науки, не продумав их самостоятельно, не определив их взаимного отношения, не приведя их в стройную связь и систему. Поэтому «голова его представляла сложный архив мертвых дел, лиц, эпох, цифр, ничем не связанных политико-экономических, математических и других истин, задач, положений и т. д. Это была как будто библиотека, состоящая из одних разрозненных томов по разным частям знания. Странно подействовало учение на Илью Ильича: у него между наукой и жизнью лежала целая бездна, которой он не пытался перейти. «Жизнь у него была сама по себе, а наука сама по себе». Знание, оторванное от жизни, конечно, не могло быть плодотворным. Обломов чувствовал, что ему, как образованному человеку, нужно что-нибудь делать, он сознавал свой долг, например, перед народом, перед своими крестьянами, хотел устроить их судьбу, улучшить их положение, но все ограничивалось лишь многолетним обдумыванием плана хозяйственных преобразований, а действительное управление хозяйством и крестьянами так и оставалось в руках безграмотного старосты; да и задуманный план едва ли мог иметь практическое значение ввиду того, что Обломов, как сам сознается, не имел вовсе ясного понятия о деревенской жизни, не знал «что такое барщина, что такое сельский труд, что значит бедный мужик, что богатый».

Такое незнание действительной жизни, при смутном желании сделать что-либо полезное, сближает Обломова с идеалистами 40-х годов, и особенно с «лишними людьми», как они изображены Тургеневым.

Подобно «лишним людям», Обломов иногда проникался сознанием своего бессилия, своей неспособности жить и действовать, в минуту такого сознания «ему грустно и больно становилось за свою неразвитость, остановку в росте нравственных сил, за тяжесть, мешавшую всему; и зависть грызла его, что другие так полно и широко живут, а у него как будто тяжелый камень брошен на узкой и жалкой тропе его существования... А между тем, он болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть теперь, уже умершее, или лежит оно, как золото в недрах гор, и давно бы пора этому золоту быть ходячею монетой». Сознание, что он живет не так, как следует, смутно бродило в его душе, он страдал от этого сознания, иногда плакал горькими слезами бессилия, но не мог решиться на какую-нибудь перемену в жизни, и скоро снова успокаивался, чему способствовала и его апатичная натура, неспособная к сильному подъему духа. Когда Захар неосторожно решился сравнить его с «другими», Обломов жестоко этим оскорбился, и не только потому, что почувствовал себя обиженным в своем барственном самолюбии, но и потому, что в глубине души сознавал, что это сравнение с «другими» клонилось далеко не в его пользу.

Когда Штольц спрашивает Захара, что такое Обломов, то тот отвечает, что это — «барин». Это наивное, но вполне точное определение. Обломов, действительно, представитель старого крепостного барства, «барин», то есть человек, у которого «есть Захар и еще триста Захаров», как выражается о нем сам Гончаров. На примере Обломова Гончаров, таким образом, показал, как пагубно отражалось крепостное право на самом дворянстве, препятствуя выработке энергии, настойчивости, самодеятельности, привычки к труду. В прежние времена обязательная государственная служба поддерживала в служилом сословии эти необходимые для жизни качества, которые стали постепенно глохнуть с тех пор как обязательность службы была отменена. Лучшие люди среди дворянства давно уже сознали несправедливость такого порядка вещей, созданного крепостным правом; правительство, начиная с Екатерины II, задавалось вопросом о его отмене, литература, в лице Гончарова, показала его пагубность для самого дворянства.

«Началось с неумения надевать чулки, а кончилось неумением жить», - метко выразился Штольц про Обломова. Обломов сам сознает свое неумение жить и действовать, свою неприспособленность, результатом которой является смутная, но болезненная боязнь жизни. В этом сознании и заключается трагическая черта в характере Обломова, резко отделяющая его от прежних «обломовцев». Те были натуры цельные, с прочным, хотя и бесхитростным миросозерцанием, чуждые всяких сомнений, всякой внутренней раздвоенности. В противоположность им такая именно раздвоенность есть в характере Обломова; она внесена в него влиянием Штольца и полученного им образования. Для Обломова было уже психологически невозможно вести такое же спокойное и самодовольное существование, какое вели его отцы и деды, потому что в глубине души он все же чувствовал, что живет не так, как следует и как живут «другие», вроде Штольца. У Обломова есть уже сознание необходимости что-либо делать, приносить пользу, жить не для одного себя; есть у него и сознание своего долга перед крестьянами, трудами которых он пользуется; он разрабатывает «план» нового устройства деревенской жизни, где приняты во внимание и интересы крестьян, хотя Обломов вовсе не думает о возможности и желательности полного упразднения крепостного права. До окончания этого «плана» он не считает возможным переселиться в Обломовку, но из его работы, конечно, ничего не выходит, потому что у него не хватает ни знания сельской жизни, ни настойчивости, ни усердия, ни настоящей убежденности в целесообразности самого «плана». Обломов по временам тяжко скорбит, мучится в сознании своей непригодности, но переменить свой характер не в состоянии. Воля его парализована, всякое действие, всякий решительный шаг пугают его: он боится жизни, как в Обломовке боялись оврага, о котором ходили разные недобрые слухи.

Итак, являясь, с одной стороны, представителем старого крепостного барства, Обломов, с другой стороны, воплощает в себе некоторые черты русского национального характера: например, слабость деятельной воли, пассивное подчинение обстоятельствам, апатичность, склонность к созерцательности жизни, к лени и покою; но Гончаров отметил в характере Обломова и положительные черты: добродушие, сердечность, искренность, правдивость и др. «Наше имя легион», говорит сам Обломов Штольцу, указывая этим на широкую распространенность того типа людей, к которому принадлежит он сам; очевидно, таково же было мнение и Гончарова.

В. Саводник

Источники:

• Пишем сочинения по роману И. А. Гончарова «Обломов». — М.: Грамотей, 2005.