«Мертвые души» помещики и чиновники

Чичиков побывал в пяти помещичьих усадьбах, но это не цикл разрозненных новелл, а единое повествование, развивающееся по своей художественной логике, суть которой определена автором: «Один за другим следуют у меня герои один пошлее другого». На первый взгляд Манилов и Собакевич, Ноздрев и Коробочка не похожи друг на друга (они даже сопоставлены по контрасту: сентиментальный Манилов и кулак Собакевич, домовитая Коробочка и безалаберный «исторический человек» Ноздрев).

Однако их объединяет пустота и никчемность, которая становится чертой не только каждого из них, но принадлежностью всего уклада помещичьей жизни России. Вот почему Гоголь строит повествование по принципу усиления пошлости. Дело не в том, конечно, что кто-то из них лучше или хуже, а в том, что одна пошлость сменяет другую, что, по словам Гоголя, «нет ни одного утешительного явления… и что по прочтении всей книги кажется, как бы точно вышел из какого-то душного погреба на божий свет». И если галерея помещиков открывается Маниловым, о котором хотя бы в первую минуту можно сказать: «Какой приятный и добрый человек», то завершается она «прорехой на человечестве» Плюшкиным.

Но герои «Мертвых душ» не просто духовно убогие люди. Гоголь пишет не только о людских пороках, он связывает их в поэме с социальным положением героев: не случайно их человеческая неприглядность в полной мере раскрывается тогда, когда они, «владельцы товара», решают, как поступить с «мертвыми душами»; подарить, обменять или выгодно продать. Таким образом, в главах о помещиках безобразие крепостнических порядков и нравственная несостоятельность помещиков-дворян показаны как явления одного плана.

Чиновники губернского города, по словам Собакевича: «Мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы». Лица чиновников сливаются в какое-то безликое круглое пятно, единственным признаком «индивидуальности» становится бородавка («лица у них были полные и круглые, на иных даже были бородавки»). В среде помещиков и чиновников одно ничтожество сменяет другое. Но над этим сборищем «небокоптителей» возвышается образ Руси. Живое начало русской жизни, будущее страны писатель связывает с народом. Крепостное право уродует и калечит людей, но оно не в состоянии убить живую душу русского человека, которая живет и в «замашистом, бойком» русском слове, и в остром уме, и в плодах труда умелых рук. В лирических отступлениях Гоголь создает образы беспредельной, чудесной Руси и народа-богатыря. Поэтому и заканчивается поэма образом Руси-тройки. Каким будет будущее Руси, Гоголь не знает. Но в поэме важен сам пафос этого движения, которое ассоциируется с душой русского человека.

Для «идеального» мира душа бессмертна, ибо она — воплощение Божественного начала в человеке. А в мире «реальном» вполне может быть «мертвая душа», потому что для него душа только то, что отличает живого человека от покойника. В эпизоде смерти прокурора окружающие догадались о том, что у него «была точно душа», лишь когда он стал «одно только бездушное тело». Этот мир безумен — он забыл о душе, а бездуховность и есть причина распада. Только с понимания этой причины может начаться возрождение Руси, возвращение утраченных идеалов, духовности, души. Мир «идеальный» — мир духовности. В нем не может быть Плюшкина, Собакевича, Ноздрева, Коробочки. В нем есть души — бессмертные человеческие души. Он идеален во всех значениях этого слова. И поэтому этот мир нельзя воссоздать эпически. Духовный мир описывает иной род литературы — лирика. Именно поэтому Гоголь определяет жанр произведения как лиро-эпический, назвав «Мертвые души» поэмой.

На страницах поэмы крестьяне изображены далеко не в розовых красках. Лакей Петрушка спит не раздеваясь и «носит всегда с собой какой-то особенный запах». Кучер Селифан — не дурак выпить. Но именно для крестьян у Гоголя находятся и добрые слова и теплая интонация, когда он говорит, например, о Петре Неуважай-Корыто, Иване Колесо, Степане Пробке. Это все люди, о судьбе которых задумался автор и задался вопросом: «Что вы, сердечные мои, поделывали на веку своем? Как перебивались?»