Внутренняя структура ряда образов в комедиях Гоголя

Внутренняя структура ряда образов отмечена сплетением в различных формах видимого благородства и низости, мнимого величия и ничтожества, призрачной активности и реального паразитизма, ложной возвышенности и пошлости. Писатель нередко освещает то, как «выглядят» его герои, как воспринимают их в окружающей среде, и одновременно с этим он освещает реальные черты их психологического облика, внутренние побудительные мотивы их поведения. Гоголь дает ясное представление о том, что думают сами о себе его герои, и в тесной связи с этим развертывает находящееся чаще всего в остром контрасте с самооценкой действующих лиц изображение их внутреннего мира. Сопоставление реального и мнимого, показного и истинного проходит красною нитью через большинство произведений писателя, многие его образы.

Но сопоставление это неоднозначно. В нем выделяются разные линии. Гоголь довольно широко пользуется двуплановым построением образа, изображая «прячущийся порок». Плут и вымогатель Сквозиик-Дмухановский не прочь прикрыть свои многочисленные грешки пылкими уверениями о его неусыпном служении государству, обществу. Под личиной изящества, благородства, культуры развивает свои предпринимательские операции беззастенчивый делец Чичиков.

Иной характер двуплановое построение образа приобретает при обрисовке самонадеянной, самовлюбленной пошлости. Высокое мнение о собственной персоне тут снимается посредством обрисовки мелких, никчемных мыслей, поступков действующего лица. Уже при первом появлении на сцене Хлестаков предстает в двойственном виде: в горячем желании «сыграть роль чином выше своей собственной», пустить пыль в глаза и в облике пустого, ничтожного человека. В дальнейших сценах «Ревизора» эти две ипостаси героя получают свое глубокое, объемное выражение.

Иван Иванович Перерепенко и Иван Никифорович Довгочхун считают себя образцами житейской мудрости и высокой нравственности. Такими же они слывут и среди окружающих их людей. Развитие событий выявляет иной их облик, ни в малейшей степени не совпадающий с тем впечатлением, какое они производят на первый взгляд и какое хотят произвести.

Писатель не только решительно отвергал путь упрощенного сатирического дидактизма, но нанес ему сокрушающие удары. Отражение жизни в ее определяющих тенденциях, создание ярких характеров, типов показывало полную несостоятельность высокопарной дидактики. Развенчание мнимого, фальшивого как раз и позволяло Гоголю воплощать жизненно правдивые характеры.

Чванливый гонор, выспренность Ивана Ивановича Пе-ререпенко так же естественны для него, так же необходимы в структуре образа, как и его мелочный, злобный эгоизм. Вне живого сплетения контрастных начал нельзя представить себе и образ Манилова; именно в этом сплетении и выявляются его особенности, его сущность. Стоит мысленно попытаться «выровнять» внутренние «зигзаги» образа, выключить из него или даже притушить некоторые его стороны, как он мгновенно теряет и свое своеобразие, и свою обобщающую силу. Точно так же и в образе городничего нельзя отделить жестокий деспотизм от его ретивой благонамеренности и лицемерия, не нарушая внутренней структуры образа, его обобщающего значения.

Проникая за пределы внешнего, кажущегося, Гоголь выразительно раскрывал психологический облик героя, его мысли и чувства, истоки его поведения. Относительно Чичикова он писал: «Не загляни автор поглубже ему в душу, не шевельни на дне ее того, что ускользает и прячется от света, не обнаружь сокровеннейших мыслей, которых никому другому не вверяет человек, а покажи его таким, каким он показался всему городу, Манилову и другим людям, и все были бы радешеньки и приняли бы его за интересного человека. Нет нужды, что ни лицо, ни весь образ его не метался бы как живой перед глазами». Писатель настойчиво подчеркивал реальную связь между «снятием» покровов и изображением внутреннего мира героя, живого характера.

В пушкинской характеристике таланта Гоголя, наряду со словами об изображении пошлости пошлого человека, содержится замечательная мысль — Гоголь умеет показать жизнь так, «чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем». Рисуя своих героев в свете высоких моральных и социально-исторических требований, писатель стремился к тому, чтобы резче и острее выступили определяющие тенденции жизни. Воплощение крупным планом мелочного, пошлого глубже выявляло его сущность, типические черты.

Стремясь острее обрисовать повседневные характеры, писатель выделяет в психологическом облике героев главенствующие, ведущие начала. Нередко эти главенствующие начала принимают форму господствующей страсти. Относительно того же Чичикова Гоголь писал в одной из первоначальных редакций поэмы: «А что, конечно, есть в нем одна преобладающая страсть над всеми прочими, то здесь ничего нет удивительного: у всякого из нас есть какая-нибудь страсть, к которой мы влечемся... И у автора, пишущего сии строки, есть тоже страсть, страсть заключать в ясные образы приходящие к нему явления» (VI, 668).

Изображая «преобладающую страсть», Гоголь отнюдь не становился на путь создания психологических абстракций; объектом его внимания был живой человек, существенные свойства его психологии, поведения. И потому, скажем, Плюшкин предстает не как олицетворение покорившей его скупости, а как своеобразный, необычайно выразительный характер. Вместе с тем у ряда героев Гоголя мы не найдем господствующей страсти в ее прямом и ясном выражении, но главенствующие черты при этом всегда выделены. У Манилова отсутствует какая-либо страсть или «задор», но и в этом образе писатель оттеняет преобладающие, господствующие элементы.