Мера духовной ценности человека в рассказах Чехова

Наблюдая за жизнью героев Чехова, за их поведением, мы увидим, как умел он проникать в глубину человеческой души, каким он был тонким и чутким психологом. Но прежде чем изучать творчество Чехова, надо уметь читать его произведения. В самом деле, легко ли читать Чехова? Вопрос совсем не праздный, хотя ответ на него напрашивается, сразу же: Чехов пишет просто и ясно, не то, что Достоевский или Толстой, и читать его, конечно же, нетрудно. Имея в виду эту простоту чеховского стиля и противопоставляя ее длинным фразам Льва Толстого, молодой Маяковский писал восхищенно: «И вот вместо периодов в десятки предложений - фразы в несколько слов… Язык Чехова определенен, как «здравствуйте», прост, как «дайте стакан чаю».

Эта простота сказалась не только на языке рассказов, повестей и пьес Чехова, но и на сюжетах его произведений. Четкое и энергичное движение событий в юмористических новеллах, плавное повествование зрелой прозы, последовательное развитие действия в пьесах - чеховские сюжеты тоже развертываются спокойно, без «опасных поворотов» и поражающего воображение читателя рокового стечения обстоятельств.

Редко прибегает Чехов и к ретроспективному описанию событий, к их перестановке во времени. Отступление от хронологической последовательности событий он допускает только в произведениях, где, кроме обычного повествователя, есть еще и герой-рассказчик, который делится с другими героями воспоминанием о каком-либо случае из жизни.

Двух охотников, учителя гимназии Буркина и ветеринарного врача Ивана Иваныча Чимши-Гималайского, застигла ночь, и они, расположившись в сарае деревенского старосты, коротают время за разговорами. Учитель вспоминает историю своего бывшего сослуживца - Беликова. Это и составляет главное содержание рассказа «Человек в футляре». В другой раз охотников застает в дороге проливной дождь, и они, укрывшись от него в усадьбе помещика Алехина, продолжают свои воспоминания - о том, во что превратилась мечта Николая Иваныча Чимши-Гималайского об имении с крыжовником («Крыжовник»), а Алехин рассказывает о своей любви к Анне Алексеевне («О любви»).

Все три истории происходят в прошлом, а настоящее дает толчок к воспоминаниям. Замкнутая жизнь Мавры в первом рассказе напоминает Буркину историю человека в футляре; Иван Иваныч Чимша-Гималайский приводит историю брата Николая Иваныча под впечатлением рассказа Буркина; а исповеди Алехина дает толчок присутствие в доме красивой горничной Пелагеи, которая любит непутевого пьяницу-повара Никанора.

Как видим, хотя события прошлого и настоящего в этих рассказах следуют в обратном порядке, связь между ними гармонична: никаких диссонансов и ошеломляющих читателя параллелей между авторским повествованием и рассказом в рассказе нет, перекличка между ними основана не на контрастах, а на сходстве явлений, наблюдаемых героями в момент встречи, с событиями прошлого. Читателю Чехова даже в этих осложненных в композиционном отношении повествовательных произведениях гарантируется ясное и честное, без авторского лукавства, изложение сюжета.

Все это так, и тем не менее чеховская простота и ясность обманчивы. Читать произведения Чехова, может быть, и нетрудно, но понимать глубину их содержания - не всегда легко. Опасность нас подстерегает уже тогда, когда мы знакомимся с тем, как Чехов сам оценивал свои произведения.

Обычно авторские признания помогают нам лучше разобраться в замыслах писателя. Вспомним гоголевские «Театральный разъезд после представления новой комедии» или «Предуведомление для тех, которые желали бы сыграть, как следует играть «Ревизора». Но Чехов с такими пространными пояснениями к своим рассказам и пьесам в печати никогда не выступал.

Была, правда, полоса в его писательской биографии, когда он в письмах к своим литературным друзьям охотно разъяснял содержание только что написанного произведения, формулировал его главную художественную цель и давал характеристики героям (отзывы об «Иванове», «Лешем», «Скучной истории»). Это было в конце 80-х годов, когда Чехов особенно много думал о своем писательском призвании и о необходимости новых путей в литературе.

Но такие прямые и, главное, высокие оценки своим произведениям Чехов давал редко. В большинстве случаев он отзывался о них либо шутливо, либо даже пренебрежительно, и если бы собрать вместе все авторские высказывания этого рода, впечатление было бы малоутешительным. «…Маленький, чувствительный роман для семейного чтения» - этот иронический отзыв относится к «Попрыгунье» (рассказ написан в 1891 году специально для петербургского литературно-художественного еженедельника «Север», в котором чаще всего и печатались такие маленькие произведения для чтения за «семейным столом»).

«Кончаю повесть,- очень скучную, так как в ней совершенно отсутствуют женщина и элемент любви. Терпеть не могу таких повестей…» - так писал Чехов о «Палате №6». И, едва написав повесть, он уже был не прочь переделать ее: «…«Палату» следовало бы перекрасить, а то от нее воняет больницей и покойницкой. Не охотник я до таких повестей!»