Интеллигенция и революция в произведении И. Бабеля «Конармия»

Проблема «интеллигенция и революция», столь занимавшая Горького и Блока как публицистов накануне, во время и после революции 1917 г., составляла суть многих художественных произведений, появившихся в 20-е гг. Революция и гражданская война, расколовшие общество и страну надвое, заставляли каждого сделать нелегкий выбор, неизбежно ставили вопросы: с кем я? за кого я? Особенно остро и бескомпромиссно встали эти вопросы перед представителями интеллигенции. С одной стороны, они сочувствовали народу, освободительному движению масс, с другой — стремились защитить ценности культуры от разрушения, отстаивая принципы гуманизма, духовности, нравственности как высшие критерии человеческого существования и исторического процесса. О поведении и взглядах интеллигента, о его позиции в годы революции и гражданской войны написаны многие художественные произведения, в том числе и «Конармия» И. Бабеля.

Это не роман о движении революционного «железного потока» по дорогам гражданской войны, а пестрый сборник разнородных новелл, зарисовок военного быта, фронтовых разговоров, не связанных между собой единым сюжетом. Единственное, что объединяет эти новеллы, — образ .повествователя, от лица которого написана большая часть книги, интеллигента, гуманиста, хранителя нравственных и культурных ценностей Кирилла Лютова. Он несет основную идейную и нравственную нагрузку в книге Бабеля.

Кто же такой Кирилл Лютов? По-видимому, он штабной работник дивизии, «писарь». Но, наступая и отступая вместе с Первой Конной армией, он вынужден порой принимать участие в бою и выполнять поручения, не связанные с его должностью. Кроме того, он сотрудничает с армейской газетой.

С одной стороны, Лютов — типичное лицо, соединяющее в себе черты людей, принадлежащих к интеллигенции, которые оказались в роли наблюдателей, свидетелей и судей кровопролитных событий. Он находится в гуще совершающегося, но не принимает непосредственного участия в боях, в грабежах, в расправах. С другой стороны, Лютов воспринимает все происходящее эмоционально, он не может отрешиться от него, встать над схваткой. Такую позицию в романе занимает писатель.

Отчасти волею обстоятельств, отчасти по своей воле Лютов оказался среди буденовцев. Служба в Красной Армии для него — способ понять происходящее изнутри, увидеть революцию своими глазами, в неприкрашенной реальности. Именно такая позиция дает ему возможность выражать свой непредубежденный взгляд на революцию и гражданскую войну, взгляд пытливый, свежий, острый. Многое удивляет, поражает, потрясает сознание интеллигента, воспитанного на принципах гуманизма. «Летопись будничных злодеяний теснит меня неутомимо, как порок сердца», — признается Лютов в новелле «Путь в Броды». Среди разгула жестокости и озлобления, среди разрушений и заблуждений он ищет человеческую доброту, мудрость взаимопонимания.

Не удивительно, что отношение его к происходящему противоречиво. Его система нравственных и жизненных ценностей сталкивается с системой прямо противоположной. Традиционные общечеловеческие нормы И правила поведения здесь неприемлемы.

В новелле «Мой первый гусь» Лютов, прибывший в отряд, узнает, что грамотный, интеллигентный человек здесь воспринимается с недоверием и .враждебностью: «...тут режут за очки...Человек высшего отличия — из него здесь душа вон». И Лютов, желая вписаться в среду конармейцев, разыгрывает целый спектакль, который приводит к смерти невинного человека, старухи. А потом долго мучается и страдает от содеянного.

Все-таки «подходящим» он стать не может: слишком много бессмысленно пролитой крови, неоправданной жестокости. Особенно потрясает то, насколько привычным стало на войне убийство, насколько низко ценится жизнь человека. Причем безжалостно убивают друг друга бывшие близкие, родные люди. Так, в новелле «Письмо» мы читаем рассказ подростка о том, как его отец, примкнувший к белым, убивает другого сына, Федора, примкнувшего к фасным. А Семен, третий сын, поймав папашу, расправляется с ним, мстя за брата. Самое страшное то, что мальчик принимает это как должное. И уверяет мать в том, что если кто-то из соседей обидит ее, то Семен, красный командир, может просто убить обидчика.

В новелле «Иваны» один эпизодический персонаж говорит: «Таперя кажный кажного судит... і И на смерть присуждает, очень просто». В рассказе «Эскадронный Трунов» мы видим, как Лютов становится свидетелем бессмысленного убийства. Он записывает пленных поляков. Эскадронный Трунов, заподозрив одного из них в принадлежности к офицерам, «с двадцати шагов... разнес юноше череп, и мозги поляка посыпались на руки» Лютова. В той же новелле Трунов совершает настоящий подвиг: он погибает, вызывая на себя огонь вражеского бомбовоза, там самым спасая весь отряд, укрывшийся в лесу. С одной стороны, Трунов предстает безжалостным убийцей пленного, с другой — «всемирным героем», спасшим жизни товарищей. Но в сознании Лютова одно не перевешивает другого: не принимая свирепости конармейца, он не отрицает его мужества и героизма. Лютов заявляет, «...он умер, ...и я ему последний судья из всех». То восхищаясь, то возмущаясь конармейцами, людьми совершенно иного склада, чем он сам, Лютов оставляет за собой право судить их по высшему счету — человечности.

Лютов верит лишь голосу совести, голосу развитого сознания. Он терзается вопросами тяжкими, неразрешимыми, он занят поисками смысла жизни.

Как и герой одной из новелл, старый Гедали, Лютов мечтает об «Интернационале добрых людей». Но в то же время он понимает, что мечты старого еврея «смешны» и несбыточны.

Трудно понять революцию, специализирующуюся на «лишении разных людей жизни» по усмотрению каждого рядового участника событий, даже ради основания «будущей светлой жизни».

В одной из последних новелл Лютов признается: «Я был один среди этих людей, дружбы которых мне не удалось добиться». В этом нелегком, драматичном признании — вся противоречивость и двойственность положения Лютова.

Таким образом, герой Бабеля, интеллигент, гуманист, не находит своего места в мире жестокости и непримиримой злобы. Ему остается только наблюдать за происходящим и судить его по законам гуманизма. Такова была позиция большей части интеллигенции по отношению к революции, гражданской войне.