Мое путешествие длилось не одно столетие, и, сколько себя помнил, я постоянно, не зная голода, жажды и усталости карабкался вверх и вверх, и вверх. Порой я просто засыпал на ходу, постоянно рискуя сорваться с обрыва в туманную пропасть, разделявшую меня от подножия. Но и сны не приносили желаемого облегчения и отдыха измученной душе. Они терзали, как голодные стервятники - тело мертвеца, сладкими сердцу видениями достижения вершины. Неизменно по пробуждении приходило чувство разочарования, и снова приходилось продолжать бесконечный подъем, до боли стиснув зубы и мысленно твердя себя, что нужно, жизненно важно идти до конца.
Моя кожа давно стала пергаментом, измученная пронизывающими ветрами, бывшими здесь единственными хозяевами, и острыми клыками ледяного снега, коими озлобленные облака самозабвенно засыпали плоть Горы. Озера моих глаз давно покрылись льдом. В них застыла в предсмертной муке душа. Мое сердце давно остановилось, уставшее от бесконечного бега по кругу. И лишь желание, столь сильное, что даже жадная до человеческой крови стихия не смогла заставить повернуть меня обратно, сломить, уничтожить, растоптать, грело меня, не давая сдаться и превратиться в одно из тех многих тысяч ледяных изваяний, что я повстречал за долгие годы своего восхождения.
Не имело надо мной власти и отчаяние – не захлестывало океанским валом. Я понял это тогда, когда с ясностью, присущей погожему солнечному дню, внезапно осознал, что смерть, даже если мне вздумается броситься со скалы в туманную пропасть, более надо мной не довлеет. По крайней мере, ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы добраться до вершины и лицезреть Каменного бога, умирающего правителя этого мира. Задать ему, если удастся, волнующие меня на протяжении нескольких столетий вопросы.
Как все в этом мире имеет начало и конец, так и моему долгому путешествию суждено было однажды прекратиться. На заре обычного, на первый взгляд, дня, я, проснувшись, обнаружил себя лежащим у входа в Храм Каменного бога.
Это был вырезанный в толще камня огромный проем, отделявший сокрытое густой тьмой святилище от бренного мира. От этой тьмы веяло духом разложения и опасностью, но я, полный решимости и вдохновленный тем фактом, что вскоре моему паломничеству придет конец и я, наконец, смогу отправиться на заслуженный отдых, шагнул под своды Храма.
Вокруг царила гробовая тишина, и громкий на первый взгляд звук моих шагов тонул в густом мраке, но я уверенно шел вперед. Внутренний компас, освещенный огоньком страстного желания завершить свою миссию, безошибочно указывал правильное направление. Бог восседал на своем троне далеко впереди, пристально наблюдая за каждым моим шагом. Я явственно ощущал Его тяжелый, пронизывающий взгляд на своей потерявшей способность чувствовать коже, но, что меня удивило, не испытывал при этом ни страха, ни трепета, вполне оправданные для человека в моем положении.
Путь к центру Горы, где восседал на своем троне Каменный бог, обозревая весь подвластный ему мир своим всевидящим взором, оказался гораздо короче моего подъема на вершину. Возможно, тому причиной были крылья вдохновения, распустившиеся за моей спиной при виде черной пасти входа в Храм. Прошло всего несколько лет прежде, чем и эта часть моего долгого пути подошла к концу – я стал на колени и припал отвердевшими и словно бы каменными губами к подножию трона Каменного бога.
Я могу видеть лишь Его исполинского размера глаза, холодно сиявшие двумя солнцами во тьме далеко наверху. Они равнодушно смотрели на меня, жалко скрючившегося на каменном полу, но я чувствовал, что Он доволен тем, что я все-таки дошел до Его обители, хоть и никак этого не показал.
Проходили дни, я, молча, смотрел в эти холодные солнца, не решаясь заговорить. Каменный бог терпеливо ждал. Порой мне казалось, что пройдет еще вечность прежде, чем кто-то из нас решит произнести первые слова…
-Всемогущий, - на удивление спокойным, я бы даже сказал, каменным голосом произнес я, наконец, на двадцать второй день моего пребывания у подножия трона Каменного бога.
-Да? – прогромыхала в ответ Гора.
-Я пришел спросить Тебя, о Наимудрейший…
-Спрашивай.
Я на мгновение замешкался, внутренне ожидая, по-видимому, совершенно другой реакции от столь величественного, неподвластного слабому человеческому восприятию существа. Но мгновение песчинкой часов достигло стеклянного дна, и слова, одно за другим, сорвались с моих едва ворочавшихся тяжелых губ:
-Зачем был я рожден в свете солнца этого мира? Зачем прожил столь много лет? Ради чего? – мучившие меня всю жизнь вопросы вдруг показались жалкими и ничтожными в тени исполинской Горы. Но слова были произнесены, и поздно было жалеть о сказанном.
-Для того чтобы прийти сюда, в мою обитель, - последовал бесцветный ответ.
-Так что же…я получил ответы на свои вопросы и…теперь мне нужно возвращаться обратно?.. – пустота заполнила мое существо, и я почувствовал чудовищную усталость, будто целую вечность вынужден был держать Ось Мироздания на своих слабых плечах.
-Нет, - равнодушно молвила Гора.
-Но я добился поставленной цели! Получил то, о чем грезил! – воскликнул я, в глубине души возрадовавшись ответу Каменного бога. Лед на моих глазах треснул с приятным хрустом, и я прозрел.
Я окинул взором всю исполинскую пещеру и со всей ужасающей рассудок ясностью увидел, что и стены, и потолок, и все вокруг было выложено матово-белыми человеческими костями, подогнанными так близко друг другу, спрессованные настолько сильно, что казались монолитным камнем, самой плотью Горы. Волна страха поднялась во мне, и я закричал, криком своим возвращая себе былую уверенность:
-Я узнал смысл своей жизни! – в крике был вызов и боевой азарт, такой, какой пылает в глазах обреченных на смерть, но готовых сражаться до последней капли крови. - Теперь ты можешь сожрать меня, о Всемогущий, как сожрал мириады подобных мне, что осмелились лицезреть Тебя!
-Нет. Они тебе не ровня. Не бойся, я не стану тебя есть, хотя ты, безусловно - вкуснейшее из виденных мною за мое невообразимо долгое, для тебя, существование блюд. Ты нужен мне по другой причине.
Ты знаешь, что я умираю. Даже по человеческим меркам мне осталось совсем чуть-чуть. С моей смертью этот мир лишится хранителя и наставника, что будет защищать его как от внутренних напастей, так и от внешних. От правителей других миров. Этому миру нужен правитель. вроде меня. Тот, в кого бы верили люди, и кого бы они люто ненавидели. Нужен Бог. И ты им станешь. Вместо меня. С моей смертью начнется твоя вечность.
Страх перед безмерным величием космоса захлестнул меня. Перспектива оказаться в полном одиночестве посреди этой исполинской Горы, в кромешной тьме, подмяла своей массой и завертела, закрутила, выплескивая из меня остатки былой уверенности. Я, было, рванулся в ту сторону, где, по моим представлениям, был выход из Храма, но мои ноги вдруг неимоверно потяжелели, я рухнул на пол, чувствуя, что они увеличиваются в размерах. Кости миллионов скелетов подо мной пришли в движении и потянулись ко мне своими конечностями, страстно желая, судя по всему, вкусить моей крови. Я закричал, мысленно рисуя себе подробности моей жесточайшей смерти, которую неизбежно несли мне матово-белые цепкие пальцы и бездонные черные провалы слепых равнодушных глаз измятых исполинскими зубами черепов. Но внезапно исполинская сила играючи подхватила меня и повлекла наверх. Я увидел, что у меня больше не было нижней половины тела. Вместо нее, вырастая из толщи скелетов, разметывая их в стороны исполинским буром и увлекая меня к двум мерцавшим далеко наверху солнцам, была каменная плоть Горы.
Глаза Каменного бога смотрели на меня, как ученый смотрит на судорожно извивающегося под скальпелем червя. Камень пожирал меня, сращивая с Горой, делая нас единым целым. Я не кричал, проявляя удивительную, нечеловеческую стойкость, все то время, пока кожа моя отвердевала и тяжелела. И лишь когда эта метаморфоза достигла моего лица и разомкнула плотно сжатые в отчаянном усилии зубы, лишь тогда из моего горла вырвался отчаянный крик, предсмертный вопль, который почти сразу же был задушен ворвавшимся в горло каменным потоком. Могучий кулак ударил по моим глазам с обратной стороны, сминая в паутину трещин нежный хрусталь. Тьма затопила меня. Я почувствовал, как равнодушная тягучая масса течет по моим венам, как мое сердце, мое мертвое сердце, охваченное каменным пламенем, судорожно стукнулось о клетку ребер и снова, на этот раз окончательно и бесповоротно, застыло, отвердев.
Тогда Каменный бог, удовлетворенный проделанной работой, едва заметно улыбнулся и, медленно растворяясь в окружающем мраке, о чем свидетельствовал его угасающий глас, произнес:
-Добро пожаловать домой, Каменный бог…
Я разлепил плотно сжатые веки, разошедшиеся в стороны со звуком ворочаемых по камням валунов, и увидел своими новыми глазами, двумя исполинскими холодными солнцами, ясно и отчетливо, весь простирающийся у подножия Горы мир. Он оказался не таким уж большим, каким я его воспринимал в бытность свою человеком. Исполинская Гора была несоизмеримо больше, вершиной упираясь в плавящееся брюхо холодного светила человеческого мира. Он был мякотью груши, разрастающейся вокруг жесткой каменной сердцевины…
По ней, по ее отвесным утесам и острым скалам, уже упорно, стиснув зубы, карабкались крохотные, словно муравьи, люди. Они искали смыслы и, конечно, меня. А я…
…я впервые за долгие-долгие века, проведенные в мучительном, казавшемся бесконечным, восхождении на Гору Мира вдруг почувствовал, что меня нещадно терзает исполинский, нечеловеческий голод.
(0)
