Провожу глазами девчушку, которая идет с портфелем после школы, и опять понимаю, что и она заражена. То же лицо. Передвигая маленькими ножками, она торопливо заворачивает за угол. А маска на ней. Пустые глаза. Это не жизнь. Фальшь.
Женщина идет и разговаривает сама с собой. Опять та же маска.
Глаза покрыты пленкой, взор через туман…и ничего. Нет в них жизни. Не дрогнет душа, не заденет губы искренняя улыбка… ложь.
Собака. Маленькая, уличная дворняжка добегает до меня и прислоняется спиной к моим ногам. Она вся дрожит, тихонько скулит и все больше прижимается ко мне. Замерзла. Собачка поднимает на меня глаза. Вот оно!
Грустные, бездонные глаза, в них читается, как в книжке жизнь. Огонек, может почти уже погасший, но настоящий, НАСТОЯЩИЙ!
Крик. Я отрываю глаза и вижу еще одну маску. Она идет ко мне и грубо окликает собачку. Жучка задрожала всем телом, как лист, который вырывают с ветки, с родного места, с уюта…с жизни.
Поводок хлестнул по ее маленькому, хрупкому тельцу. Она заплакала. Как ребенок, но не как эгоистичный младенец, имеющий на свете все, а как бездомный, беспризорный человечек, который дерется до крови за твердую корочку заплесневелого хлебца.
«Отойди, дрянь!» кричит мне маска, и я отлетаю от внезапного удара.
Собачка завыла. От боли, от вечного страдания, от непостижимой истины: В мире больше нет живого. Как нет и ее.
Люди, может сейчас вы меня и не поймете, но… не носите маски на своих лицах.