Солдат скитался по казарме. Проваливался в безбородую
дедовщину, оставался во сне, ведь так ближе к дому. Защитный цвет обеспечивал
ему сходство, хаотично напоминающее – хаки. Но в гальюне ему разбили лицо,
оголяя весь стыд и юность. Но в гальюне, стало больно и одиноко. Но в гальюне
пахло первым годом службы.
Мама вспоминалась
все чаще и не только своя. Именно лежа на кафельном полу армейского правосудия,
вспоминалось родственная зацепка.
Хотелось курить,
но губы хватали воздух. Хотелось домой, но дом находился здесь. Солдат
припомнил себя ребенком, ребенок вспомнил колыбель, колыбель убедилась в
смерти. Не было ничего нелогического. Все было знакомо и схоже на теорию
Дарвина. Потому солдат и остался лежать на кафельном превосходстве. Исследуя обезьянок
в себе, виделись люди в других. Все поступки имеют оправдания и даже более того
– все имеет связь в беспорядочном клубке чужого города.
Зеркала то видят в
каждом юнце мужчину. Даже зеркала в гальюне видят в тебе стойкость из олова.
Ничто не способно вмешаться в структуру тебя и обучить уставным истинам. Это,
как обязанности дневального – кричать всем своим страхам : « На выход!». Но
есть и другие выписки из правил. Они не видны на первый взгляд и только в
гальюне, поймешь, что правила несут в себе исключения. Тебя могут исключить из
вооруженных сил, если ты вздумаешь не выжить. И плевать, что ты носишь защитный
костюмчик, и комическое забрало от духоты. Духи и духота . Духота и духи. А
ночь продолжалась в спиритическом сеансе…
(0)
