Гармония и красота в творчестве Л. Н. Толстого

Пой сладкозвучный гимн священной красоте!

Она одна живет, безгрешна и извечна,

Смерть может разбросать миров дрожащий рой,

Но красота горит, рождаясь бесконечно...

Депонт де Лиль, “Гипапсия”

Человек всегда стремится к гармонии, к возвышенному и совершенному — в себе и вне себя, и во многом смысл всего этого он выражает одним словом — красота. Все в мире связано, и все имеет противоположность. Есть Христос — есть и Антихрист, есть красота — есть и антикрасота, или безобразие, и смысл этого слова столь же огромен. Толстой в “Войне и мире” утверждает, что у каждого человека есть свой мир и мировосприятие, а следовательно, и восприятие красоты. Сам писатель передает это свое понимание, рисуя героев красками яркими и сочными. В особенности героинь, ибо наиболее ярко он воспевал женскую красоту. Все постигается в сравнении, и Толстой создает много противоположностей (даже название — “Война и мир”). Элен и княжна Марья. Во внешности и той и другой выделяется по одной детали: улыбка Элен и глаза Марьи. “Неизменная улыбка красивой женщины” обворожительна, она “освещает” все вокруг, но... Красота в своей бесконечности имеет свойство изменяться. К застывшим, казалось бы, навсегда изваяниям, картинам гениев нельзя привыкнуть, всякий раз мы видим их совершенно по-другому, с не повторяющимся в точности чувством. Чувство, вызываемое улыбкой живой красавицы, уже не воспринимается Пьером: он “привык к ней и не обращал внимания”.

К прекрасным глазам княжны Толстой обращается даже чаще, чем к улыбке Элен, и каждый раз ее взгляд способен всколыхнуть душу. То эти “большие, глубокие” глаза полны любви, грусти, сострадания, то словно “лучи теплого света снопами выходят из них”. Почему? “Светильник для тела есть око”. Человек сам создает свою красоту, созидая свой мир. Вера в Бога, Евангелие — фундамент мироздания княжны Марьи. Даже ее имя сразу напоминает нам о Пресвятой Деве. Обстановка в ее уголке дома чуть-чуть похожа на родной дом Катерины в “Грозе” — и тут и там мы видим “божьих людей”, но разница между их положением огромна. Марья хочет любить всех, как “Христос любил человечество”, быть “совершенной, как Отец наш небесный”, ее душа лишена покоя, в постоянном самосовершенствовании, в постижении вечного, и ее лучистые глаза — зеркало ее высокой, чистой души. Они “привлекательнее Красоты”. Я могу представить ее некрасивой лишь тогда, когда ее подавляют. Старый князь держит дочь в страхе, который искажает черты любого человека; Лиза и Бурьен пытаются нарядить ее, дабы произвести выгодное впечатление на Курагиных (и это все происходит в часы, когда Марья более всего некрасива). Она сама пытается подавить в себе жажду любви и материнства, забывая, что муж и дети — тоже ближние и любовь к ним не может быть ниже христианской. Находясь в состоянии почти невозможности самовыражения, она собирает душевные сокровища. И как преображает ее знакомство с Ростовыми и особенно любовь к Николаю! Бурьен, “самая искусная кокетка”, не могла понять, что произошло. Но где уж ей понять, что только естественность, выход из внешних и собственных тисков “осветили” лицо и перевоплотили “нравственную” красоту княжны в единую красоту души и тела. В этом ей помогает и Наташа, с самого детства обладавшая таким единством красоты. Она — это как бы олицетворение, отражение красоты жизни, и, стоит жизненной гармонии вне ее разрушиться — уезжает князь Андрей, разрываются их отношения, умирает Андрей, уезжает Пьер, — Наташа заболевает, меркнет ее красота. Но сила жизни все восстанавливает, Наташа как бы рождается вновь и возрождает силой своей красоты других, возвращает им желанное чувство гармонии...

Элен создает свою красоту и мир по законам придворных салонов, для Толстого являющихся антикрасотой. Салонный мир не способен заменить некрасивость (о нравственности и речи быть там не может) поступков Элен, ибо она является его воплощением, верхом естественно-лицемерного “умения держать себя”, быть на высоте положения. Восхищение этого мира укрепляют в Элен самодовольство и эгоизм, в отличие от Марьи, всегда неудовлетворенной, и Наташи, по-детски любующейся собой в лучшие часы жизни. Внутренний мир человека, безграничный, как вселенная, и являющийся его самой сокровенной тайной, не может быть узнан в легкой светской беседе-сплетне, и мир Элен познается через ее мужа, человека с великим умом и сердцем. Наверное, лучше бы его (мира) не было, ибо казавшийся сначала пустой, он стал мерзкой клоакой. Что может быть хуже прелестной женщины в белоснежном одеянии, изрыгающей грязные, до чудовищности циничные и грубые слова?.. От нее словно исходит смрад, забывается и изящное платье, и тонкий аромат духов. Эта дисгармония особенно отвратительна, когда Элен отказывается от материнства, от того, что ставит женщину превыше всех, чем будут счастливы Марья и Наташа. Элен не способна созидать, давать новую жизнь, она — бездумная разрушительница.

Одна из величайших загадок красоты — ее непостижимость. И Пьер, и Николай постигают и не могут постигнуть до конца Марью и Наташу. Постигать Элен просто не хочется. Она похожа на розу из сказки: от дуновения ветерка часть ее изящнейших лепестков опала, и все увидели проеденную червяком, безобразно прогнившую середину: кто захочет прикоснуться к ней еще раз?

Люцифер был самым светлым из ангелов. После падения он стал дьяволом. Толстой описывает падение красоты застывшей формы, лишенной Содержания и Жизни. Она не может именоваться красотой, ибо на самом деле это уродство, безобразие. Духовное разложение переходит в физическое, и Элен умирает, обрывая “гнусную породу” Курагиных. А истинно красивые люди в великодушии своем забывают зло, сотворенное ею, и сожалеют о пустоте ее жизни.

Красота Марьи и Наташи не умирает, а продолжается в их детях, а это и есть торжество истинной красоты, красоты единой и созидающей.

Беру!