Актуальность Салтыкова
„Трудно оторваться от Щедрина",— писал Н. К. Михайловский, заканчивая свои очерки о Салтыкове, писанные вскоре после его смерти, и объяснял это редкой широтой художественного захвата покойного сатирика, исключительной глубиной анализа общественных отношений, неповторяемой своеобразностью художественной манеры Салтыкова.
[Screen]„Мне жаль Салтыкова,— писал А. П. Чехов Плещееву под свежим впечатлением смерти сатирика, — это была крепкая, сильная голова. Тот сволочной дух, который живет в мелком, русском интеллигенте среднего пошиба, потерял в нем своего самого упрямого и назойливого врага. Обличать умеет каждый газетчик, издеваться умеет и Буренин. Н, но открыто презирать умел только Салтыков. Никто не сомневался в искренности его презрения…".[/Screen]
Михайловский и Чехов, два антипода по многим общественно-литературным взглядам, — оба отдали высокую дань уважения и любви Салтыкову.
Сам Салтыков говорил, что его „писания до такой степени проникнуты современностью, так прилаживаютея к ней, что если и можно думать, что они будут иметь какую-нибудь ценность в будущем, то именно, как иллюстрация этой современности. Надо прибавить, что, в силу цензурных условий, делал он эти иллюстрации в особой, "рабьей" или "эзоповской" манере. "Моя манера писать, — признавался он, — есть манера рабья. Она состоит в том, что писатель,когда берется за перо, не так озабочен предметом предстоящей работы, как обдумыванием способов проведения его в среду читателей. Еще древний Эзоп занимался таким обдумыванием, а за ним и множество других шло по его следам".
Характерно, что всего через несколько месяцев после смерти Салтыкова распространенный журнал ("Русская Мысль") писал, что большую услугу оказал бы русскому обществу комментатор сочинений Салтыкова, накопляя свои пояснения "по мере, того, как некоторые из временных особенностей русской жизни, занесенных в летопись Щедрина, отходят в область истории или преданий".
Несмотря на это, вопреки даже признаниям самого Салтыкова о недолговечности его писаний, нельзя забывать двух вещей. Во-первых, публицистика Салтыкова, продиктованная не только работой большого, остро анализирующего ума, но и могучим напряжением смешанного чувства негодования, скорби и любви, насыщена художественными образами, которые и без обязательного приурочения к породившей их действительности приковывают пристальное внимание. Во-вторых, нельзя забывать, что Салтыков во многих своих произведениях касался злобы не только своего дня, но злобы всякого дня...