Стихотворение А.С.Пушкина «Пророк» было написано в 1826 году и по праву считается программным стихотворением. В нем выражены его взгляды на роль поэта в обществе того времени. Высокая лексика помогает понять замысел Пушкина: о высоком назначении поэта можно говорить только высокими словами. Проследим за развитием образа переживания.
Сразу бросается в глаза, что Пушкин не разделил стихотворение на строфы: это позволяет говорить о целостности созданного образа, о единстве лирического сюжета, который, несомненно, присутствует в стихотворении.
Первая строчка рисует картину абсолютно пустынного места:
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился…
Перед нами не обычная пустыня, как может показаться на первый взгляд, и жажда героя – не желание испить воды, а иного рода. Лирический герой «томим духовной жаждой», то есть он оказывается в определенном духовном тупике, когда не знаешь, куда дальше идти и что делать, отсюда и «влачился», то есть не шел, не брел. Этот выразительный глагол также помогает понять состояние лирического героя. Инверсия выделяет эпитет «мрачной», и мы понимаем, что мир вокруг него пустой и холодный, а значит, помощи ждать неоткуда. Но она приходит в лице «шестикрылого Серафима», который явился ему «на перепутье». Значит, это не тупик, а перекресток, где налево пойдешь, счастье найдешь, направо – смерть и так далее, как часто бывает в сказках. Но это не сказка, а скорее интерпретация библейской притчи, что мы и понимаем, когда продолжаем читать.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.-
Так Серафим начинает преображать человека. И хотя прикосновений ангела он почти не чувствует (не случайно сравнение «как сон»), человек обретает зрение орла (точнее «испуганной орлицы» - так и представляешь ее, защищающей своего детеныша). А преображение продолжается:
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон…
Поэт приобретает слух, позволяющий чувствовать все звуки: от «содрогания неба» и полета ангелов (что, в общем-то, обычные люди просто не могут слышать) до звуков растущей лозы. Но этого мало:
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык…
Язык, который до этого момента был «празднословный и лукавый», становится «жалом мудрыя змеи». И мы понимаем: теперь поэт не будет услаждать слух читателей пустыми хвалебными речами или сладким обманом, он будет жалить, разить, нанося смертельные уколы. Картина приобретает трагический характер: ведь тяжело и серафиму, чьи руки в крови («вложил десницею кровавой»), и самому поэту это мучительное изменение дается непросто. И вот кульминация:
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Анафора очень экспрессивно подчеркивает, насколько велики страдания лирического героя, но зато теперь в его груди не просто сердце, которого трепетало, отзываясь на окружающую жизнь, а «угль», и не тлеющий, а «пылающий огнем»! Результатом этих преобразований явилось абсолютное опустошение, состояние на грани смерти: «…как труп в пустыне я лежал…». И именно в этот момент становится понятно, для чего все это происходило. Конечно, серафим действовал не сам по себе (как и можно было предположить вначале), а по воле Бога, открыв истинное предназначении поэта. Мы слышим его голос, который зовет теперь уже не просто человека, не просто поэта, а пророка:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
Подниматься, смотреть, слушать, понимать, что происходит, призывает родившегося пророка Бог. И путь его не будет легким. Обходить моря и земли – то есть весь мир и говорить от имени Всевышнего («глаголом» жечь сердца людей) – такова теперь миссия поэта.
Все в этом стихотворении подчинено единой цели. Четырехстопный ямб помогает организовать лирический сюжет, делая интонацию плавной и неторопливой. Устаревшая лексика («влачился», «перстами», «зениц» и др.) способствует усилению торжественного тона. Использование библейских образов помогает осознать важность поднятой проблемы. Кто же такой поэт, какова его роль, по мнению Пушкина? Теперь мы понимаем: ответ на этот вопрос звучит уже в названии: поэт – это пророк, который говорит от имени Бога. Он видит больше других, он слышит лучше других, он лучше всех понимает все, что происходит вокруг. Но остается без ответа другой вопрос: «Прислушается ли человек к голосу пророка?» Но это совсем другая история.