Сознание героя гуманиста в повести Бондарева «Батальоны просят огня»

В военной повести Бондарева «Батальоны просят огня» принцип действенной защиты человека получил художественное осуществление, хотя едва ли сам автор использовал его вполне осознанно. Вспомним последнюю ночь Бориса Ермакова на разгромленном плацдарме наших батальонов. Горстка уцелевших солдат вместе с Ермаковым, загнанная в конец траншеи, слышит приближающиеся веселые голоса немцев, добивающих раненых. У Бориса и солдат в сложившемся положении никакого выбора практически нет. Не считая выбора смерти: быть пристреленным в упор в траншее или быть убитым по дороге к лесу. Шанс на спасение ничтожен. Борис выбирает этот последний шанс - решается на прорыв. То есть действует. Действует храбро, геройски, «как следует».

Он заставляет, именно заставляет окончательно павших духом солдат бежать, отстреливаясь, к виднеющемуся за кольцом фашистских танков лесу. И делает это прежде всего ради спасения жизни солдат, за которых он отвечает как командир и как совестливый человек.

Пережив последний ночной бой, потеряв в этом прорыве Жорку Витьковского, Ермаков испытывает трагическое потрясение и его очищающее воздействие на душу. Он, по крайней мере, знает, что сделал все, что было возможно и невозможно для спасения своих товарищей, и не его вина, что спаслись только очень немногие.

Сам же Борис выходит из этого трагического испытания нравственно преображенным. Лучшие черты его натуры как бы высвобождаются от пелены случайного, стихийного, наносного, поверхностного. Ермаков становится натурой более цельной и последовательной, жизненная умудренность обогащается душевностью и добротой. Это новое духовное качество Ермакова лучше всего, пожалуй, просматривается в отношении к Шуре: теперь их более всего связывает любовь, осознанная как чувство, нравственно возвышающее человека, осмысливающее жизнь, придающее ей совершенно особую цену и содержание.

Но не всякое действие, пусть с виду самое решительное и отчаянно храброе, несет в себе тот внутренний заряд, который дает повод и право называть его гуманистическим, не просто целесообразным, но и нравственно необходимым. Ведь полковник Иверзев из повести «Батальоны просят огня» и лейтенант Дроздовский из «Горячего снега» в известные минуты тоже предпринимают решительные действия и ведут себя как будто бы храбро. Иверзев бросается впереди батальона на вражеский дзот; Дроздовский картинно, на глазах у залегшей батареи, стреляет из ручного пулемета по фашистским бомбардировщикам, а сутки спустя включается в ночной поиск, организованный Кузнецовым и Ухановым. Однако ни Иверзева, ни Дроздовского не назовешь героями-гуманистами. Поступками того и другого движет необдуманная лихость, порыв, а не та единственная в своем роде сила, которая требует преодоления самого себя во имя других. В их выборе отсутствует и целесообразность, и нравственно-этическая обоснованность. Потому и результат оказывается антигуманным: слишком тяжелые потери, несоразмерные поставленной задаче и ею не вызванные, несут батальоны, поднятые в атаку на дзот; в ночном поиске разведчика напрасно и случайно погибает Зоя.

Да и герой А. Камю тоже ведь по-своему действует, отпуская араба. Но этот поступок лишен гуманистического смысла, как и поступки Иверзева или Дроздовского. В данном случае прежде всего потому, что его действие состоит в самоустранении от защиты и спасения араба.

Гуманным для Бондарева является такое действие, которое продиктовано активным человеколюбием и самоотверженностью. А это и подлинно драматические действия, неизбежно насыщенные внутренней борьбой и осознанно сделанным выбором. Именно таковы поступки Княжко и Никитина.