Проблема отсутствия понятия счастья в творчестве Николая Васильевича Гоголя по тексту С.П.Залыгина

Что для каждого значит счастье? Каким его видят и изображают создатели прекрасного, великие мыслители всех времен? Какую мысль хотят донести в художественных произведениях их создатели при упоминании взглядов на счастье? [Screen]Именно над этими вопросами я задумалась, прочитав текст Сергея Павловича Залыгина, русского советского писателя, общественного деятеля, в котором автор ставит проблему отсутствия понятия счастья в творчестве Николая Васильевича Гоголя.

Начиная рассуждать над вопросом, С. П. Залыгин обращает внимание читателя на то, что «не в том даже дело, что его (Н. В. Гоголя) герои счастливы или несчастливы, а само понятие счастья для них слишком неопределенно».[/Screen] Автор выделяет две причины такого феномена. С одной стороны, писатель высказывает предположение о том, что таким образом проявляется склонность великого таланта своего времени к «сатире и гиперболе, которые обладают какой-то собственной философией и чужды этой категории». С. П. Залыгин не раз задается вопросом, что представляет из себя счастье для писателя, каким он «его чувствует», как воспринимает? При этом делает довольно точное замечание: «счастье и Гоголь как будто даже несовместимы».

С другой стороны, по мнению С. П. Залыгина, в предверье появления науки в жизни обычного народа к Н. В. Гоголю могли закрасться мысли о возможных в будущем печальных последствиях, вызванных развитием и распространением ее среди населения. «Спаситель мог оказаться наделенным апокалипсическими чертами» - полагал Гоголь, рассуждая таким образом о возможном появлении нравственной опустошенности людей, возникновении черствости, равнодушия. Вероятно, потому не так много внимания уделяется понятию счастья в творчестве Н. В. Гоголя.

Таким образом позиция автора становится ясна: С. П. Залыгин в своем тексте в результате многих рассуждений приходит к выводу, что Н. В. Гоголь, истинный знаток и просветитель всех человеческих пороков, достиг того рубежа, при котором «гений уже как бы лишается понятия счастья».

Не могу не согласиться с авторской позицией в том, что достижение этого самого предела подтверждает отношение Н. В. Гоголя к так называемому «священному ордену прорицателей». Но следует отметить, что отсутствие суждений о радости бытия не препятствует проявлению интереса к сущности человека, людских судеб.

Подводя итог всему вышесказанному, можно сделать вывод, что неимение в произведениях должных представлений о счастье, свойственных многим представителям художественного творчества, выделяет Н. В. Гоголя среди других писателей, наделяя уникальными чертами. Потому С. П. Залыгин придает особое значение данной особенности гениального во всех планах русского прозаика.